PROTOPATRIA (земские начала в слободском пространстве России)

Публицисты всё чаще к месту и без возлюбили отсылки к эпохе Смуты, к подвигам нижегородского ополчения (как известно, главы его были вынуждены скрепя сердце прибегнуть к союзу с разбойным казачеством, чтобы совладать с поляками). Лозунг "Провинция да спасет Россию!" обрёл понятную в условиях ослабления державного центра популярность. Как ни странно, за этой дешевой интуицией усматривается некий смысл, хотя я склонен его перередактировать: провинциалы спасают Россию — без знака восклицательного.

Опыт интенсивного взаимодействия с местными сообществами разной степени зрелости, накопленный нами в 91-93 годах, даёт, наряду с констатациями, каковые могли лишь углубить изначальный скепсис, некоторые основания для концепции умеренного оптимизма. Речь идёт о работе по созданию программ социально-культурного развития (выживание подразумевалось, но по тактическим резонам не афишировалось) в наименьших территориальных целостностях. Среди них микрорайоны Москвы численностью 6 и 11 тысяч жителей, посёлок городского типа с числом жителей, заимствованным у Аристотеля (5040), два городка на 5 и 8 тысяч душ и — в качестве контрольного образца — подмосковный город на 64 000 обитателей.

Все эти работы проводились Академией Городской Среды под моим водительством по прямому контракту с местной властью или на средства, любезно предоставленные Министерством культуры РФ. Их совокупность позволила охватить все основные ситуации: кварталы, затерянные в неисследованной стране по имени Москва; посёлок системы ВПК вместе с приписанными к нему землями; целостность городка; городское ядро в чистом виде; городское ядро вместе с территориями административного района, приписанными к ядру по образцу Приказа Большого Дворца времен Алексея Романова.

Опыт включённого, ангажированного наблюдения выявил немало любопытных признаков бытия, обычно ускользающих от столичного исследователя. Некоторые из них заслуживают внимания читателя.

Метаморфоза властных элит

Денонсация коммунистического порядка заметно усилила ранее тщательно укрытый прагматизм с тем большей естественностью, что большинство глав районной администрации суть в прошлом колхозные председатели, привычные к автократии с декоративными формами совещательности. Изгнание диавола обязательного атеизма привело к тому, что настоятель местного собора натуральным образом вошел в круг властной элиты и является непременным участником всех узких совещаний. Пусть сугубо внешние, демократические процедуры подняли значение способностей к относительно связному употреблению речевых фигур и ведению корректной по форме полемики. Это обстоятельство сыграло роковую роль, ускорив процесс вымывания старых кадров. Прежнее начальство повсеместно оказалось устранено от власти и, не имея склонности к высшим занятиям, маргинализовалось в среде ветеранских и садово-огородных товариществ.

Верхние и средние этажи власти заняты сорокалетними детьми застоя, сознание которых преимущественно неустойчиво и склонно к конформности, но не имеет к чему эту конформность прислонить, отчего оказалось куда более толерантно к всяческим частным инициативам, чем ему бы этого хотелось.

Наблюдается падение престижа "производственного" крыла элиты, лишившегося ореола благодетелей градов и весей за счёт накладных расходов производства. Напротив, вся канцелярская рать в опоре на небольшой, но повышаемый оклад жалованья, внезапно оказалась в привилегированном положении. Директор школы или начальник СЭС резко поднялись в местной табели о рангах, что в свою очередь как-то заметно подтянуло к властной элите прежних маргиналов в лице создателя местного музея или заведующего отделом районной газеты.

Элита на окладе охотно использует право на больничный лист, используя его преимущественно на срочные работы в подсобном хозяйстве. Деидеологизация имела то очевидное благое следствие, что прежние византийские обязательные формы почти отпали, и отцы городов демонстративно хозяйственны. В Орджоникидзе (Крым) мэр держит пчёл и гордится торговлей добротным медом. В Мышкине вся властная верхушка кормит "поросят" и птицу для собственных нужд и не только, а заместитель главы администрации (бывший учитель, бывший глава РОНО) не скрывает мечты открыть трактир у волжской переправы, как только отбудет срок на должности. В Старице власть огорчена трудностями возведения личных хозяйственных построек, поскольку ранее таковых почти не имела.

Сам наблюдаемый факт разрыва между пристойным (нормальным) существованием и чином представляется значащим больше, чем те слабые ростки предпринимательства, которые удается обнаружить в малых городах. Первый — ключевая предпосылка ко вторым.

Метаморфоза местных сообществ

При том, что на первый взгляд может казаться, будто никаких сдвигов в городском сообществе не произошло, тогда как исчезающе малая политическая активность это документально подтверждает, случившиеся уже преобразования достаточно серьёзны. Ослабление чувства непрерывного присмотра со стороны Большого Брата привело к значительно большей степени самоопределения различных групп по маргинальным, казалось бы, признакам. В Мышкине обнаружилась возможность опереться, наряду с собственными наблюдениями и интервью, на достаточно глубокий рефлексивный анализ, проведенный по нашей просьбе директором местного народного музея, созданного им же четверть века назад. На пять с малым тысяч жителей приходится порядка двадцати пяти относительно обособленных социокультурных групп.

• "Компрессорщики" (рабочие и служащие КС-18), связанные общей вынесенностью места работы за черту города, ощущением высокой ответственности своего дела, принадлежностью к крупной государственной структуре и относительно высокой мерой обеспеченности, включая ведомственные системы поддержания быта, а также чувством подозрения, что и город и район больше получают от их труда, чем дают им;

• Швеи предприятия, подчиненного соседнему районному центру Некоузу, что во многом определяет их обособленность от остальных горожан и малое участие в районных интересах;

• Связисты, привыкшие к закрытости своего предприятия и существенно обособленные в рамках интересов "своего" микрорайона, солидная профессиональная группа, слабое участие которой в городских делах наносит городской жизни немалый урон;

• Водители рейсовых автобусов — небольшая, замкнутая на себя группа, обладающая высокой степенью связности интересов;

• "Нефтяники" — небольшое, слабо интегрированное сообщество, в минимальной степени осознающее связанность с делами города;

• "Дорожники" (прежде всего ДРСУ) — сильная группа, связанная ощущением прямой и видимой полезности выполняемого дела, близко заинтересованные делами города и района;

• "Мастера" (Агропромтехника) — сильное, социально включённое сообщество, в последнее время ослабленное реорганизацией предприятия, но ощутимое в городе;

• "Лесники" — небольшая группа ныне работающих в лесничествах и пенсионеры из той же группы, в значительной степени обособлена от общегородских интересов, замкнутая на собственные ценности;

• "Извозчики" (шофёры автоколонн и "Сельхозхимии") — как все лица этих занятий, независимы, связаны прочно, хотя и слабозаметно (скорее в контраст прочему миру), к общегородским проблемам малочувствительны;

• "Реставраторы" — маленькая группа, чётко отличающая себя от прочих строительных коллективов, естественно включена в проблемы города и района;

• "Медики" — несколько неплотная, но связная группа, имеющая опору в традиции Соколовской больницы, заметная в делах города;

• Среда служащих, учительства не оформлена сколько-нибудь заметным образом, представляя собой скорее множество индивидов и приятельских микрогрупп, так что говорить о роли в городских делах следует скорее в индивидуальном рисунке поведения;

• Предприниматели, несомненно связанные некими общими интересами, не образуют социальной группы в культурном отношении, тем более, что разобщены этнически (армяне, чеченцы, ингуши, азербайджанцы, вовлечённые скорее в родственные и земляческие системы связей) при минимуме местных русских;

• Охотники, связанные общностью пристрастий и микрокультурой, хотя и расчленены на несколько микрогрупп, не считая одиночек;

• Рыболовы, слабо связанные как социальная общность, но вне сомнений объединенная общей культурной ориентацией и в большей, чем охотники, степени вовлечённые в общие проблемы района;

• Лодочники, образующие как формализованную общественную организацию, так и несомненную субкультурную группу, вовлечённую в городские и районные дела сугубо избирательно;

• Пчеловоды, образующие плотно связанную общность, характерную экономической и природоориентированной установками в равной степени;

• Садоводы, образующие целостные сообщества в рамках каждого из садовых товариществ, заинтересованные городскими делами в гораздо меньшей степени, чем могли бы;

• "Люди музея", активная небольшая группа, сложно и всё ещё весомо связанная с множеством бывших участников процесса создания, зашиты и развития народного музея;

• "Библиотекари", небольшая, но плотно спаянная общей жизненной ориентацией и чувством достигнутого успеха группа, имеющая несомненный вес в городской жизни;

• Верующие, начинающие складываться в социальную группу, которая, несмотря на небольшие пока размеры, в ряде городских дел приобретает всё более заметный вес;

• Инвалиды, соорганизованные вокруг ВОИ, но скорее в защитной позиции по отношении к внешнему миру, в конструктивном и общекультурном смысле существенно разобщены;

• Ветераны, образующие довольно значительную и плотно связанную группу, выработавшую известную общность позиции в том числе и в отношении городских дел;

• "Футболисты", группа, объединяющая игроков, бывших игроков и наиболее страстных болельщиков за сборные команды города разных периодов его жизни;

• Учащиеся ПТУ, вынужденно объединены против остального мира (значительная доля сирот), образующие отчётливо обособленную от города субкультурную общность;

•  "Качки", компактная несомненная общность, имеющая оттенок кастового превосходства по отношению ко всем, кто не имеет отношения к атлетической гимнастике и культуризму;

•  Соседские пенсионерские группы, спаянность которых довольно весома и практически не используется в общегородских интересах;

•  "Алкаши", изрядная по размерам субкультура, сосредоточенная вокруг заведения, имеющего местную кличку "Мочалка", вырастившая свою рыхлую общность, тем не менее обладающую внутренней структурой.

Я сознательно не углубляюсь в структурирование этих групп, вычлененных очевидным образом по различным основаниям. Однако существенно видеть, что вполне средневековая "цеховая" форма ассоциирования проступает как ведущий принцип, структурирующий городское сообщество. В то же время ни одного заметного следа соседской соорганизации по европейской схеме community не удалось обнаружить.

По-видимому, разгром зачаточного городского сообщества, едва успевшего окрепнуть к 1917 году, был осуществлён большевиками столь решительно и последовательно, в несколько приёмов, что самая память о соседской корпорации успела выветриться. Этому случиться было тем легче, что все великие переселения народов, прокатившиеся по России в нынешнем веке, захватывали жителей малых городов в меньшей степени, чем бывших вольных поселян, но в такой же или даже большей, чем крупнейших городов. На четыре населённых места, которые нами исследованы, в совокупности приходится чуть более тысячи душ, каковые должны быть причислены к коренным горожанам, т.е. менее 1,5% номинальных горожан.

Идея соседской корпорации допускается в настоящее время лишь в специальных "резервациях", будь то "поля", составленные из гаражей и проездов, или из садово-огородных участков, либо групп сараев. Идея муниципальной корпорации близка лишь редким чудакам из числа местных интеллектуалов, и потому тотальная уже заброшенность всякого публичного пространства, именуемого парком или садом, превосходит всякое воображение, но крайне редко регистрируется туземным сознанием.

Атомизация общества вплоть до семьи и её домовладения может в малых городах быть сочтена свершившимся фактом. Вопреки стонам литераторов, с идеей общинности, кажется, покончено всерьёз.

В полном соответствии принципу компенсации индивидуальное подворье переживает очевидным образом подлинный расцвет. Политики и публицисты могут уверять народонаселение в том, что разруха повсеместна, однако никогда не наблюдалось столь бурного строительства, а, главное, никогда в советское время бурная зиждительная активность не была столь капитальной по намерениям. Похоже, что обитатели малых городов уверовали в то, что по крайней мере та часть собственности, которую именовали личной, священна и неприкосновенна.

В Мышкине и Старице, подчеркнуто поодаль центральной части, выросли и продолжают расти целые кварталы весьма солидных домов, дворы которых отгорожены от улицы прозрачной вольерной сеткой, укреплённой на аккуратных металлических стойках. В Дмитрове — с глубоким презрением к формально действующим правилам охраны памятников и пр. — обширные палаццо великолепного кирпича возвышаются на два-три этажа в самой гуще центральных кварталов "посада". Самый их вид заявляет твёрдо, что распадающиеся домики "посада", вместе с их немощными обитателями, обречены.

В Орджоникидзе наблюдаются признаки реального группового подвига, вследствие которого часть горы исторгнута, крошечные сады с домиками устроены с китайским терпением, многоступенчатый гаражный "мир" обустроен с явной гидрогеологической искусностью.

Механический потенциал всей этой деятельности вполне серьёзен — достаточно сказать, что полномерные контейнеры для торпед, а в двух случаях — даже контейнеры от ракет "земля-земля" длиною по 12 метров затянуты в качестве резервуаров для полива на участки, вскарабкавшиеся метров на 70 выше уровня моря. Тем острее, разумеется, конфликт между вектором усилий горожан и традициями мышления властей, которым грезятся ухоженные публичные парки, по которым чинно гуляют обыватели. Обыватели же против парка как идеи отнюдь не возражают и даже негодуют по поводу того, что эта идея все более нематериальна, однако ни малейших усилий ко благу всеобщему предпринять не желают категорически. Зато и ржавому гвоздю пропасть не дадут и с ещё большим рвением, чем ранее, трактуют всякий предмет — наипаче казённый, — оставленный без присмотра на полчаса, как дар небес. Во всяком случае, милиция Мышкинского района долго и безуспешно разыскивала бульдозер, а владельцы обещали через местную газету солидное вознаграждение, как если б речь шла о болонке.

Вообще, хотя количество зарегистрированных правонарушений выросло за последние пять лет всего в полотера раза, природа краж изменилась радикально. Помимо корнеплодов и ложных плодов, хищению подвергаются велосипеды взрослые и детские, бидоны с молоком, иконы из красных углов и вообще всё, без дискриминации — почему, слава Богу, до сих пор не ограблены государственные музеи, а также народный музей Мышкина, представляющий собой очаровательную кунсткамеру, остаётся великой загадкою.

Один из наших приездов в Мышкин совпал с выдачей первых ваучеров, так что в местном ресторане по имени "Ресторан-бар" происходило интенсивное празднование наиболее нетерпеливых пролетариев, реализовавших свои приватизационные чеки быстро и за три — три с половиной тысячи рублей. Шоу было занимательно более со стороны аудиальной, чем визуальной (среди одномерного мата внезапно прозвучало страшное ругательство: дура!), но наиболее неожиданным была малочисленность участников. Все эти персонажи, являющиеся завсегдатаями пивной с народным именем "Мочалка", не составляют и стрелковой роты, если собрать их вместе, — прочее население городков как-то подобралось и заметно протрезвело. Грань между пьющим и практически непьющим местными контингентами проведена теперь значительно чётче, чем когда-либо ранее в послевоенные времена.

Нищих в обследованных городах не обнаружено: шансов на прокорм у них там нет никаких, некоторые старицкие промышляют в Москве, про мышкинских не слыхали.

Ювенальный абсентеизм

В отличие от сверстников в больших городах, юные обитатели провинциальных поселений продолжают существовать при несколько обедневшем, но всё так же развитом социализме, вполне органично впитавшем клерикальный душок. Присутствие на равных монумента Ильичу и соборного храма на рисунках младших школьников ясно свидетельствует о том, что к обоим источникам их водят припасть. В школе функционирует десяток кружков, всё так же подчеркнуто нацеленных на внеутилитарность: даже в рукомесленном кружке непременно делают предметы заведомо бессмысленные, вроде липовых долблёночек или картинок из соломки, претендующих на ближе не определённую "сувенирность".

Анализ рисунков, выполненных по нашей просьбе, учениками третьих-пятых классов, замечательным образом показывает, что дети не успели заметить мира деятельности: не только фабричек или иных заведений, но даже и многочисленной живности и грядок, составляющих основную черту урбанистического ландшафта Мышкина или Старицы, на этих рисунках нет. Присутственные места, включая школы, на рисунках есть.

Анализ сочинений на банальнейшую тему "если бы я был мэром", по нашей просьбе написанных выпускниками школ, демонстрирует какую-то беззащитную инфантильность, выраженную через очевидную настроенность на досуг и только на досуг. "Некуда пойти" — рефрен постоянный и не вполне искренний, так как дискотеки и видеотеки функционируют исправно, на недостаток же карманных денег откровенно жалуются весьма немногие. Из трёх городов только один юноша додумался в сочинении до некой биржи труда подростков, которую он бы устроил, имей к тому власть. Для остальных идея труда явственно имеет экзотический привкус.

Начала земской самоорганизации

Казалось бы, приведенные краткие сведения свидетельствуют о чрезвычайно слабых изменениях — исчезающе малых, если говорить о детях и подростках. И тем не менее, на мой взгляд, впервые после грандиозного погрома, учиненного большевиками (его финалом было физическое уничтожение большинства участников краеведческих движений в 1931 году), в малых городах усматриваются первые зерна вторичной самоорганизации.

Парадоксальным образом здесь объединяются во благо реликты социалистического общества с его атомарными осколками (семьи), возникшими в результате краха социалистической государственности — именно в малых городах этот бипольный сплав застывает в виде довольно причудливых, относительно устойчивых тел.

В самом деле, учительских вакансий нет, школы работают на всех парах, прирабатывая то арендным подрядом на весенне-летнюю страду, то устроением столовой, конкурирующей с прежними харчевнями большей чистотой и меньшими ценами. ПТУ, громко именуемые теперь все как один техническими лицеями, в ещё большей степени, чем ранее, стали сиротскими домами для деревенских в основном подростков. Пользуясь некоторой новой вольностью хозяйствования, дирекции этих заведений организуют справную, коммерчески осмысленную производственную деятельность и недурно подкармливают своих питомцев, перестраивая программы под спрос — в том числе под фермерский круг умений.

Поскольку толерантность прогрессирует, подростки допущены к собранию взрослых библиотек, что, вместе с драматическим удорожанием книг и прессы, вызвало читательский "бум", о котором несколько лет назад никто не мог и думать. Разумеется, речь идёт о существенном меньшинстве, охватывающем от пяти до семи процентов постоянных жителей, но важно, что такие возможности есть, что они поддерживаются местной властью и местными меценатами, независимо от бюджетных ассигнований.

В целом мучительно затянувшийся процесс реформирования в стране имеет ту благую сторону, что фрагменты социалистического хозяйствования, искусственно поддерживаемые на плаву, именно в малых городах всё же создают некую опору жизнеобеспечения — не только в материальном, но и в моральном отношении, что, быть может, не менее важно. Обучение новым правилам игры ведётся, так сказать, факультативно — через индивидуальную экономическую политику, тогда как корпоративные интересы местных тружеников предприятий, с узкоэкономической точки зрения бессмысленных или вовсе иррациональных, поддерживают в них чувство равновесия.

Сыродельный заводик в Мышкине является филиалом Угличского — казалось бы, трудовой коллектив должен стремиться осуществить приватизацию в свою пользу, высвободившись от грабительских конфискаций. Тем не менее, оный коллектив предпочел несвободу и, вроде бы, гарантированное жалованье новомодной ответственности за производство, сбыт, менеджмент и собственные заработки. Но те же люди в большинстве своем прекрасно освоили плюсы собственно рыночной экономики во всем, что касается их приусадебных хозяйств — они в принципе готовы к тому, что заводик может и закрыться и относятся к этой вероятности со стоической невозмутимостью: а может и не закроется.

То же относится и к труженикам механического завода в Старице, общим порядком также являющегося филиалом московского предприятия — низкотехнологичным участком, вынесенным во-вне. Если иные инженеры снуют замыслы о вольности и развертывании самостоятельного технологического цикла, то основная масса работников им в этом не препятствует, но и не поддерживает, ибо как маргиналам с раздвоенной психологией им и положено в большей степени думать об огороде и рыбалке, чем о работе, которая вполне выполняет свои сугубо клубные функции, вышедшие в наше время постоянных простоев решительно на передний план жизни.

"Рассасывание" оборонного завода в Орджоникидзе обрело характер замедленного расставания, когда ежемесячно увольнялись 30-50 человек. Любопытно при этом, что инженеры в абсолютном большинстве предпочитали оставаться на должностях ВОХР и подобных — с потерей в заработной плате — разрыву пуповины и переходу к вольным формам деятельности. Небезынтересно при этом и то, что имея полную возможность приличного сезонного заработка на виноградниках, труженики ВПК игнорировали эту возможность почти поголовно. Однако они же активны в реализации ничтожных пространств "дач", сооруженных на склонах, под курортный сезон и продаже ничтожной продукции садов на клочках земли.

Дмитровское сообщество стоит особняком. И потому, что сам Дмитров это уже город на 64 000 душ, центр района, где ещё около 100 000 человек. И потому, что полуторачасовая дистанция от Москвы обеспечивает и связность, и некоторую независимость от столицы. И потому наконец, что в силу обоих этих обстоятельств, средний уровень заработков по городу и району заметно превысил столичные данные, а массив жителей с месячным доходом свыше 15 000 рублей на душу (в 1992 г.) составил, во всяком случае по данным, опубликованным в местной газете, около 40% от целого.

Имея полную возможность поездки в Москву, дмитровская молодёжь пользуется этой возможностью относительно редко, тем более что стандарт невинных развлечений обеспечен на месте практически полностью. Бурный расцвет гимназий, лицеев, центров изучения иностранных языков, салонов молодёжной моды поддержан солидными вливаниями средств со стороны довольно мощных местных коммерческих структур, как правило либо являющихся дочерними предприятиями московских (и не только московских) банков, либо зависящими от них.

К началу 1993 года повсеместно наблюдается вытеснение т.н. демократов с командных позиций, которые были захвачены теми после августа 91-го, вполне традиционной номенклатурой — с явным прибытком для поселений. "Демократы" по преимуществу столь успешно дискредитировали себя организационной бестолковостью и утомили публику сокрушительным пафосом (замечательна в этом отношении редакция "Старицкого вестника", по-большевицки убеждённая, что чем хуже, тем лучше, и резко противившаяся нашей консультативной деятельности в городе), что большая часть туземцев воспринимает их исход с явным облегчением. Однако же менталитет номенклатурных людей успел подвергнуться столь значимой перестройке, что ни о какой реституции прежних порядков нет оснований и говорить. Тут, впрочем, надлежит с вниманием отнестись к фактору, как принято было говорить, субъективному — а именно к предшествующей карьере современного начальства. Зависимость между стереотипом сознания и сегодняшним поведением имеет линейный характер, поскольку же разброс вариантов невелик, всё типологизируется замечательным образом.

Разумеется, поскольку большинство среди глав районной администрации суть в недавнем прошлом председатели колхозов, города не любящие и не понимающие, они по инерции всё ещё более заняты мечтаниями о кредитах и субсидиях в опоре на связи в области. Поскольку, однако, таковых не прибывает, а далекая Москва и вовсе стала прижимиста до чрезвычайности, в сознании местных нотаблей начинает всё же зарождаться некое слабое ещё ощущение в большей мере, чем понимание, что они могут кое-чем распоряжаться в зыбких границах современного российского законодательства.

Существенным препятствием, неразрывно связанным с прежним номенклатурным опытом, служит убеждённость в том, что всё неразрешённое скорее запрещено (председатель районного совета в Мышкине — из первых секретарей райкома уже горбачевского призыва — именно с такой опаской трактовал невинные наши предложения внезаконного, т.е. законом непредусмотренного порядка). Бывшие председатели колхозов тяготеют к такого рода симбиозу с бывшими секретарями райкомов, образуя этакие двойные звёзды в районной элите второго пояса удаленности от областных центров. Однако же градоначальство, заведомо вторичное в иерархии, заполнено людьми разночинными, рекрутированными преимущественно в среде учительства или иной мелкосошной интеллигенции. Осознавая себя субъектом (в том числе и через "зеркало" программ, которые мы привносили в город), начальство градское склонно к вольнодумству и некоторому даже робкому протесту против самовластья районного начальства вообще. В частности же начальство градское, обратясь в законников, яростно отстаивает свои невеликие прерогативы в пределах городской черты, что само по себе являет собой признак грандиозного сдвига в осмыслительном процессе.

В районах первого пояса вокруг крупных областных центров ситуация выглядит сложнее, так как относительная раскованность электората привела к выдвижению на вторые, а то и на первые районные/городские посты лиц с техническим образованием и инженерно-менеджеральным прошлым. Эти привнесли в спокойное бытование районных элит элемент некоторого веселого цинизма при очевидной технократичности устремлений и начатках систёмного мышления. Так, в Дмитрове председатель городского совета, в интеллектуальном плане столь явно подавляющий лидеров районной администрации, что те и впрямь не более, чем порученцы при советском воеводе, готов пускаться в произвольные авантюры, если те неплохо просчитаны, и умело обыгрывает "коллективный разум" Малого Совета и прочих за счёт того, что мыслит на порядок быстрее и на три хода дальше. Здесь осознание субъектности власти на территории значительно выше мышкинского, но это отнюдь не исключение, так как близкие рисунки обнаруживаются в каком-нибудь посёлке городского типа Куркино или крошечном Лихвине Тульской губернии. Аналогичный эффект порожден технократами по убеждению и в "островных" поселениях, вроде упомянутого выше Орджоникидзе, твердо хранящего имя сталинского наркома, равно как бюст оного, бюст Кирова (?) и покрытого бронзовым порошком Ильича, простершего руку в сторону далекой Туретчины.

Новые технократы районного масштаба не верят ни в Бога, ни в черта, ни в демократию, твердо уяснив — как бы ни именовалось то квазиэкономическое состояние, в котором обнаружило себя им подвластное население, некоторое увеличение степени свободы есть очевидное благо. Более всего им жаль, когда под прокурорским нажимом им приходится даром или за ничтожные деньги выпускать из рук потенциальный капитал, содержащийся в городской земле и сооружениях, уцелевших на ней. Спекулятивный характер коммерции откладывает реализацию этого капитала в неопределённое завтра, и просвещённые воеводы скрежещут зубами при мысли, что так или иначе отчуждаемая собственность будет приносить кому-то доходы без всякого серьёзного прибытка для города.

Неудивительно, что эти персонажи в лёт схватывают смысл программных предложений по поводу формирования средового кадастра городских земель, каковой в обстановке законодательных лакун создаёт городским советам замечательную возможность обрести инструмент мотивационного отказа в приватизации, а также инструмент регулирования сборов со сделок и налога на землю и недвижимость там, где это можно совершить, не подвергаясь обструкции со стороны районной аграрной элиты: в городе.

Неуклонный процесс поступательного обзаведения хотя бы плохонькими персональными компьютерами в кабинетах самой городской администрации, дополненный более солидным парком PC и программ в хозяйственных структурах (включая сюда, к примеру, районные поликлиники), также немаловажен. В своё время Паркинсон подчеркивал символическое значение приобретения компьютера, что, разумеется, совершенно верно. Однако Паркинсону с его типичным буржуазно-протестантским устройством мозга и в голову не могло прийти, что в загадочной стране гиперборейцев на каждые три пользователя компьютером непременно придётся один, которому играть в игрушки скучно, а неуемный темперамент не спит. Если добавить к тому, что натуральным образом презирая буржуазные нормы приличий и скопировав все мыслимые и немыслимые программы, народные умельцы по всей Руси ищут применения способностям, не стоит удивляться тому, что технократические градоначальства имеют замечательную опору для экономического вольнодумства. Эта опора тем удобнее, что элемент неформальный удовлетворяется вполне эстетическим удовольствием от самой деятельности и скромными субсидиями со стороны властей и третьей силы. Третьим элементом в таком нетрадиционном сговоре выступают юные банковские и коммерческие структуры, населённые в городах первого пояса преимущественно молодыми мужчинами с воображением.

Эта новая форма "рассредоточенного триумвирата" вызывает глухое раздражение у номенклатуры традиционного образца, но поскольку традиционалисты не в состоянии понять содержание не только действий, но даже и разговоров триумвирата, такое недовольство не имеет почвы для того, чтобы оформиться, и затихает в собственных шумах, производимых в первую очередь новейшей выпечки "христианскими демократами" и недоумками из числа сгрудившихся вокруг неопределённой идеи "христианского возрождения" и прочего. Триумвиры с ними отнюдь не спорят и напротив склонны к компромиссам и финансовой подпитке, что тех окончательно запутывает. В Дмитрове обсуждение предложенной нами программы приняло довольно забавную форму, и авторы и заказчики смиренно выслушали ламентации по поводу дефицита православного духа в программе, а также призывы согласовать её содержание с Декларацией прав человека. Вслед за этим заказчик предложил в двухнедельный срок представить конструктивные предложения, после чего откорректированная программа поступит на утверждение — буде конструктивные предложения не поступят, придётся выносить текст на утверждение со всеми его органическими недостатками... Ясно, что в такой форме и в таком темпе оппозиция функционировать не в состоянии, что — при грамотном лицемерии — оставляет новой элите свободу движений в каждом конкретном случае.

Более того, городские триумвиры все активнее обращают взоры и на домен традиционной номенклатуры — второй пояс районов, ища новые возможности и находя их, так как соединяет алчность местной элиты и небескорыстные интересы дальних инвесторов — с прямой для себя выгодой от посредничества.

Попытка теоретического обобщения

Долгие 7 лет после 1985 г. успели, на мой взгляд, привести к необратимым последствиям несколько неожиданного характера. Глубоко энтропийный процесс наползания слободы на российскую землю, в равной мере уничтожавший и город и деревню, отнюдь не исключая Москвы и Петербурга, угасает. Это происходит в большей мере ввиду лишения бюджетной подпитки, чем в связи с ликвидацией инерционной райкомовской "машины" или в равной мере — не столь уж существенно. Важна остановка процесса, господствовавшего по крайней мере с 1960 года.

По мере ослабления силовых линий прежнего "панслободского" пространства явно углубляется неоднородность территориального рисунка: наряду с возможностью самопроявления случайностей, просматривается ведущая роль малых городов первого пояса вокруг областных центров, переживающих собственные проблемы. У них, у этих рыхлых полугородских сообществ, появился шанс сущностной урбанизации или культивирования городского образа мышления, опорой которому является колонизаторская, культуртрегерская функция по отношению к атомизованному и деморализованному миру сельской "слободы". Энергия расширения в сторону сельской "слободы" кумулируется и в виде импульса, обращаемого вовнутрь городской среды как уже именно городской: странная на первый взгляд готовность к меценатству в области культуры служит верным тому подтверждением. Энергия самоопределения достаточно велика, что подпитывает рост неоднородности внутри зарождающегося городского "мира", что есть первый шаг к формированию стройного городского сообщества или коммуны — того, о чем на Руси и не слыхивали со времен Иоанна III, переселившего псковичан в район Лубянской площади.

Города второго пояса, обнаруживая себя разрываемыми под воздействием силовых линий энтропии, истекающих из реликтовой сельской "слободы", и импульсов, порождаемых в городах первого пояса, обречены на роль "колоний" как класс, хотя в силу случайностей возможны исключения в виде оформления в добротную "муниципию".

Наконец, сама сельская "слобода" тем быстрее попадает в зависимость от городских сил (выражаемых как через банковские силы, так и через индустрию советского типа), чем яростнее она цепляется за колхозно-совхозные преимущества и воюет с фантомом фермерства. Возможны счастливые исключения, но ожидать, что из этого фантома может воспоследовать некая экономическая реалия, в целом не приходится. Однако процесс финансовой колонизации сельской "слободы", будучи выгоден тамошней элите, несет в себе и её гибель, вернее, неизбежное и скорое перерождение в форму класса приказчиков и надсмотрщиков над рабочей силой, каковая вбрасывается в эту рыхлую среду "деревни" силой обстоятельств, порождаемых на российских границах и за ними.

Процесс реструктурирования сельского слободского континуума идёт тем успешнее, что опять-таки городские силы, не имеющие крепкой связи с тенью государственного интереса (за исключением некоторых реверансов в сторону законодательства об охране природы, а также памятников истории и культуры), вызывают уже бурную деятельность по реституции феномена российской усадьбы. Усадебные комплексы, распадавшиеся 75 лет (и более) невозбранно, в единый миг, один за другим, находят хозяев, и эманация новой энергии, исходящей от них во-вне, несопоставимо выше, чем прежняя "тень", отбрасываемая во-вне традиционными госдачами или закрытыми домами отдыха.

Резюме: есть основания полагать, что процесс реконструкции (не реституции!) структуры обжитого пространства России уже через 15-20 лет должен привести к вылущиванию из сегодняшнего первичного хаоса как самосознающего города, так и усадьбы, которые напрямую либо посредством "местечек" из числа районных городов второго пояса, возьмут на себя ответственность за сельскохозяйственный и природный хинтерланд. Наиболее любопытно, на мой взгляд, то, что этот процесс развертывается совершенно независимо от судорог государственности в том смысле, что какие бы движения не учиняли государственники различных "конфессий", реальные результаты каким-то коленцем так или иначе оказываются направлены на структурирование российской территориальности и всё ещё незаметной даже под микроскопом общественности.