Вводное занятие
Глазычев В.Л.: Хочу вас поздравить с Земельным
кодексом. Более забавной ситуации придумать невозможно. Потому
что возразить как бы нечего — хорошее дело! Кроме одного: кадастра
как не было, так и нет. Разделения между федеральной собственностью,
региональной собственностью, муниципальной собственностью как
не было, так и нет. Квалифицированных контролёров для этих целей
как не было, так и нет. И, наконец, идеи публичного контроля как
не было, так и нет. Представьте смешную ситуацию, что в Городскую
думу в Москве избраны ангелы — все как один, с крылышками. Смогут
ли 35 ангелов проконтролировать тысячу квадратных километров,
на которых надо разграничить три вида собственности? Сложно представить?
Тем сложнее, что информация пока что находится в руках совсем
другого падшего ангела. Но, тем не менее, Кодекс принят, значит,
будем жить с Кодексом.
Я сознательно не стер замечательные слова, которые написаны на
этой стороне доски преподавателем английского, потому что различение
понятий responsible for и charge for — это очень
хорошее различение. Это на юридическом языке называется различить
предмет ведения и предмет ответственности.
Наша с вами задача определилась: сюжет в принципе остается тем
же, что был в лекционном курсе
и в этюдах мастер-классных семестра прошедшего.
То есть нашей темой остается проектное воображение к которому
я сейчас добавляю второе словосочетание: проектная готовность.
Вот это очень важная штука, потому что о проектном воображении
мы можем говорить в индивидуальном ключе — оно у каждого из нас
может быть развито в той или иной степени. Это вопрос личного
овладения собственными ресурсами, позволяющими некую ситуацию
не вообще проблематизировать, так как это делается, скажем, в
научном, естественно-научном или научно-техническом подходе. Там
проблематизация означает лишь опрокидывание некоторой ситуации
на известные контексты естественных законов — сосулька падает
на голову — никуда не денешься, значит начинается поиск способов
сбивания сосулек, по возможности, с сохранением затылков москвичей
в относительной неприкосновенности. Немедленно в дело вступает
поиск аналогов: аналогов механических, или электродинамических,
или акустических, или электромагнитных, или лазерных и т.д. Все!
Проблематизации здесь нет, и не требуется — на самом деле здесь
есть лишь опрокидывание на ситуацию, а дальше выяснение, что мы
можем сделать: организационно, финансово и технологически.
Когда мы говорим о проектной проблематизации, речь идёт совсем
о другом. И если вы вспомните содержание наших проговоров, я пытался
все время говорить о том, что проектная проблематизация, проектное
воображение начинает работать тогда, когда вы растягиваете «циркуль»
вокруг проблемной точки (но только циркуль, который не плоско
захватывает, а сферическим образом) столько контекстов, сколько
ум в состоянии охватить. Формализовать это теоретически можно,
но непродуктивно, потому что всё равно каждый из нас будет
проводить свой тип проблематизации.
Все-таки я вынужден произнести для начала ещё несколько поясняющих
слов. В это лето я занимался, среди прочего, любопытной маленькой
работой. Это чудо своего рода, но чудо, разыгрываемое в предметной
действительности, как она есть. Я выбрал два периферийных района,
неопознанные нелетающие объекты под названием
«административные районы» — в 200 километров от областного
центра, т.е. там уже Земля закругляется). Одна из этих точек была
в Оренбуржье, на
границе с Казахстаном, а другая — в Вятской губернии (в Кировской)
— Омутнинск.
Там кончается железнодорожная ветка, а дальше зоны, леспромхозы
или руины леспромхозов, больше ничего.
Задача заключалась в одном: как, каким образом можно промыслить
и отмобилизовать ресурсы, которые, по определению, наличествуют
в любой населённой точке пространства. Ресурсы любые, включая
прежде всего человеческие. Если происходит проблематизация такого
типа, то чем нам поможет опрокидывание задачи на готовые
блоки знаний, какими бы они ни были. Явно это не экономические
теории (теории, обращающиеся в мире, ничего не говорят о том,
как превратить в сферу деятельности постсоветский административный
район). С чем вы будете его соотносить? С графством
штата Калифорния? Смешно. Годится только для дурной публицистики.
А что такое этот район? В нем есть: обитаемое пространство, остатки
старого советского производства, некоторые черты новой, предметной
коммерческой деятельности, остатки прежних, административно-управленческих
типов организации жизни, элементы нового типа организации, — это
вообще действительность, никем не описанная. До того, как я провел
экспедиции прошлого
года, а в этом году мы повторили (группы
прошли 60 малых городов), вообще никакого систематизированного
знания об этом типе предметов не существовало. Могу ли я работать
здесь в проблематизации классического научного типа? — Нет. Куда
её девать?
Ковалевич Денис: Район не существовал как
предмет, потому что это не рассматривалось как предмет, в том
числе.
Глазычев В.Л.: Правильно.
Ковалевич Д.: Как Вы говорите, что для Вас
это — предмет, то, соответственно, это появляется как предмет.
Глазычев В.Л.: Проблематизация начинается с того,
что вы, я, Икс назначает нечто предметом. Предметом, потому
что назначение уже есть взаимодействие, которое его раскрывает
и может стать очеловеченным, самодействующим… Слово «объект» не
люблю когда речь идёт о людях.
От меня и от тех, кто работает со мной, здесь требуется некоторое
базовое проектное воображение — как пойти куда-то, когда никаких
карт для вхождения нет. «Швамбранию» надо сочинять одновременно
с рисованием карты, всех персонажей (чудная книжка в этом отношении
была у Льва Кассиля , кто не читал, обязательно прочтите
— замечательный тип, так сказать, докомпьютерного создания модели
Мира).
Когда я говорю проектная готовность, речь идёт
совсем о другом. Потому что как бы я, или кто-то на моем месте,
не умел проблематизировать ситуацию, путем выработанного, унаследованного,
прочитанного, украденного проектного воображения, из этого ничего
не последует кроме некоторого очерка: «А вот дело обстоит так», -
говорю я. И что из этого следует? А ровным счетом ничего, или
почти ничего. Проектная готовность может относится вовсе не к
действующему персонажу, а к человеческой «машине» (так по-хамски
скажем), или организационной минисистеме или макросистеме,
которая способна проектное воображение превратить в нестандартную,
как правило, машину, которая способна, взяв на себя импульс проектного
воображения, превратить его уже в систему шагов и процедур.
А почему собственно здесь нужно проектное воображение, и почему
я говорю о проектной готовности? А потому, что здесь проступает
вторая большая опасность: некто «я» может превосходным образом
найти магистральное решение для проектной ситуации, проблематизировать
ее. Вот, условно говоря, рядом с каком-нибудь Омутнинском
обнаруживается посёлок городского типа, где, кстати, очень современное
биотехнологическое производство, новый менеджмент: московский
парень 32-х лет, первоклассно образованный, владелец контрольного
пакета этого предприятия (пространство страны в этом отношении
давно уже не гомоморфно, оно чрезвычайно сложно устроено). Я могу
выстроить определённую проектную линию. Но цена ей — грош, если
не отстроить схему проектной готовности тех, кто будет подключаться
к идее. Будет ли это проектная схема Сергея
Валентиновича Попова или Петра
Георгиевича Щедровицкого, или Вячеслава Леонидовича Глазычева,
или ещё чья-то, это условие остается. В любом таком случае «я»
не отстраиваю инструмент под задачу, а пользуюсь готовым инструментом
и назначаю роли, независимо от того, готовы ли к исполнению этих
ролей элементы человеческой «машины». Если мы говорим о проектной
готовности, это означает, что вы должны отстроить человеческую
«машину» таким образом, чтобы она могла самоперенастроится
на этот тип проектной задачи. «Машину» надо обучить, а
для этого в первую очередь убедить.
Чтобы это проиллюстрировать: для того, чтобы задействовать некий
вектор движения мобилизации ресурсов и чтобы в некоем Омутнинске
могло произойти начало какого-то изменения локальной ситуации,
я выстраиваю «машину» из совершенно новых элементов, которые ранее
никогда не взаимодействовали. Это очень важно. Если взаимодействовали
— это уже готовая схема. Ещё раз подчеркну: речь идёт о некотором
локусе, о точке, в которой толкутся друг около дружки некоторое
количество десятков тысяч человеческих душ. Не мегаполис, не трансрегиональная
корпорация — локус. Для того, чтобы действительно добиться движения,
самодвижения этого локуса к некоторому новому состоянию,
я для начала должен вырваться за его рамки, выстроить для него
сферический контекст, в котором в данном случае оказываются задействованы:
административный каркас, в данном случае явленный институтом главных
федеральных инспекторов по территории (помните, я вам говорил,
что федеральный округ всего лишь рамка, а эта рамка даёт ресурсы,
нетронутые в других системах). Но сам по себе он ничего не сделает,
он сам по себе не нужен. Я создаю «машину» под названием Центр
стратегического планирования — на территории, в регионе, а
не в точке Икс. Я создаю его не как административную конструкцию,
а как некоммерческое партнерство. Я создаю для него двухъярусную
конструкцию, делаю его непохожим на другие некоммерческие партнерства
или некоммерческие организации, а именно: в нем возникает Совет
учредителей, которые дают копеечку, и состоят попечители, которые
копеечки не дают, но являют собой завязку на профессиональные
и академические сообщества: университеты, торгово-промышленные
палаты и т.д. Этого мало. Я должен протащить хотя бы нескольких
ключевых персонажей из этого места, этого локуса через свою «машину»,
чтобы имярёк предварительно уже стали носителями новых смыслов.
Ну, скажем, я их вытаскиваю на заседания Комиссии
по пространственному развитию, или на семинар, организуемый
совсем в другой точке и по другой тематике, но там они вступают
в логику, в которой идёт завязка административно-властного горизонта,
профессиональной культуры, профессиональных сообществ и их интересов,
бизнеса, и тогда этот пирог из трёх блинов я могу обжать в этой
точке или в любой другой. Каждая другая даст другое наполнение,
другое содержание, другой тип конкретной проектной проблематизации,
но класс задач, тем самым, будет уже задан. Если эта «машина»
реально отстроилась, то есть если она порождает из своего тела
проектную группу.
Проектная группа здесь как раз in charge оf, она фактически занимается
минименеджментом, потому что создать некое событие — одно дело,
сделать, скажем, стандартную вещь типа презентации. Требуется
некий профессионализм, толика проектного воображения, дабы не
работать на шаблонах. И все. Дальше все известно: технология известна,
в зависимости от средств вы сделаете то, другое, третье или пятое.
Совершенно другая ситуация, когда вы исходно ставите нестандартную
задачу типа «Изменить градус, изменить меру самоопознания, подтянуть
ресурсы», это ведь значит понудить людей увидеть ресурсы, а ведь
увидеть их самому, без этих людей, гораздо проще. Вы можете осуществить
это не через ту или иную акцию, а через ситуацию, которую я называю
со-бытие. Если хотите, можно назвать это пере-живание.
Люди, которые в дальнейшем станут носителями идеи, возникающей
в проектном центре, через него, и работают здесь, уже никогда
не будут теми же, кем они были до события. Это такой маленький
пример. Концентрация события — предельная, это каких-нибудь два
с половиной дня работы. Отстройка человеческой «машины», находящейся
в состоянии проектной готовности, занимает не менее полугода.
Можно ли это ускорить — не знаю, может быть можно, пока не пробовал.
Вот вводная, с которой я хотел начать, потому что смысл наших
встреч, как я надеюсь, вовсе не монологичная работа, а диалогическая.
Более того, я заинтересован в том, чтобы именно ваши тематизмы,
ваши проблематизации оказывались предметом нашего совместного
обсуждения, только тогда в этом есть смысл. Пассивная форма общения
меня мало привлекает. Поэтому, как мы договаривались, у нас с
вами есть ваши проблематизации в любом предмете, который
вы сейчас переживаете как массив, к которому надо отнестись, в
котором надо работать, к которому надо применить проектное воображение,
а под которое мы должны с вами выстроить машину проектной готовности.
Только тогда сработают жанровые рамки, которые я, по крайней мере,
намереваюсь здесь удержать.
Как я понял, у нас есть несколько персонажей, уже готовых обозначить
свои темы, свои проблемы, а мы вместе должны решить, что с этим
фантом делать. Я правильно понял?
[далее следуют презентации участников мастер-класса,
которые по причинам конфиденциальности не публикуются]
Глазычев В.Л.: И кстати, просто кстати. Мы с моей
компанией, в округе, полтора года назад придумали два пустячка.
Есть то, что мы считаем серьёзным. Мы очень серьёзные люди, но
нужны и пустячки.
Было придумано два пустячка: «Культурная столица года» и «Ярмарка социальных и культурных проектов».
Что касается серьёзного, то пока что не делается почти ничего,
зато что касается «пустячков», то они превратились в могучие машины,
у которых есть свой менеджмент, своя система фандрайзинга, своя
система планирования, организации. Более того — оно работает.
Вот с этой точки зрения, одна из важнейших технологических стадий
заключается в том, что непременно надо перевести проблему в пустячковую
форму. Пока вы не сыграли в этот ключ, в звериной серьёзности
она вообще не поддается решению.
…Пока отработайте: как Вы ставите свой вопрос. До технологизируемости.
Потому как то, что Вы назвали, не поддается технологизации. Если
вы скажете: «Мне нужен миллион подготовленных и объединенных информаторов,
а над ними надинформаторы, а рядом контролёры этих информаторов,
и т.д.», вы, наверное, слишком рано выйдете из ситуации детской
забавы. Неизбежна угрюмая гротескность в стиле историй Станислава
Лема, где на планете все заняты оформлением документов.
[пропущено]
Господа, я предлагаю начать очень простое движение. Я бы применил
сейчас два критерия для предварительного отбора. Мы ничего не
откидываем, но нам с чего-то надо начинать. Мы не можем начинать
с ситуаций, в которых действительно необходим целый месяц для
того, чтобы узнать о чем речь. Ситуация «Молодой гвардии» и ситуация
«Библио-Глобуса». Во всяком случае, «Молодая гвардия» точно.
Вы готовы в своей части? Есть ли некое знание предмета, чтобы
за неделю сделать своего рода эссе, предложить его мне, можете
переслать по e-mail’у, чтобы мы могли его предъявлять. Это возможно?
Сначала ставим крестик. Почему? Я зафиксирую. Потому что, пока
что, из всего названного, к работе групповой не готово ничто.
Вы слышали друг друга, я думаю, что вы согласитесь.
Быстро идем обратным ходом:
- ЦКП — предпринимательские структуры, роли предпринимателей
- Проект «Иванов» (условно я написал, т.е. персонализованный
проект)
Бондаренко Лена: Вячеслав Леонидович, это проект
проектов
Глазычев В.Л.: Проект проектов? Я тоже здесь ставлю
крестик.
Остальные явно работают в чуть более растянутом режиме. Я предлагаю
такую технику: обязательное включение в любую задачу, только тогда
есть смысл. Мы попробуем за одно занятие, иначе мы просто не успеем,
не хватит недель, нам надо будет проводить работу по двум тематизмам.
Три — много, а одно — жирно.
Потом темы могут добавляться, замещаться, автор имеет право заменить
задачу, если он её иначе сформулировал — всё это не имеет никакого
значения.
Я считаю, что вот эти две задачки, лежащие в очень разных горизонтах:
«Проект проектов», связанный с ЦКП,
тот, что у Лены, и по «Библио-глобусу»
с кадрами (как бы с кадрами), считать темами следующего занятия.
Это означает, что я прошу вас в течение недели перебросить мне
текст, небольшой, на который я отвечу, в процессе также осмысляя.
Это даст вам возможность сделать ещё шажок, и в следующее занятие
вам дается, для начала, как на защите докторской диссертации,
20 минут.
Регламент такой: 20 минут на доклад, где уже будет предъявление
проблемной ситуации, схематизованное, внятное, к которому можно
было бы обратиться, некая вариантность проектных затей, я не говорю
идей, я не говорю проектов, я говорю проектных затей, помышлений,
попыток, после чего у нас есть возможность задать все мыслимые
вопросы и проработать, покрутить эту «штуку». Потом 5 минут перекурили,
чаю выпили и сделали вторую попытку. Т.е. это от нас потребует
два часа. 20 минут и 35 минут на работу по теме — это хорошее
время. Но это означает, что мы с вами, участники этого дела, должны
быть настроены на очень активную работу, я буду играть роль медиатора,
с диктаторскими замашками, иначе мы никогда не уложимся, и начинаем
с этих двух проектных задач.
Всех остальных я прошу по мере созревания замысла, или перехода
его в проектно-предпроетную форму, присылать это мне это в виде
микроочерка, любого. Я обещаю обязательно ответить, ответить внимательно.
Это означает, что первая пара уже заработает в режиме заочного
диалога со мной как ведущим, выйдет на доклады; следующий, кто
свою задачу внятнее, быстрее и красивее изложит в диалоговом режиме,
будет готовиться на следующую пару. Надо будет — будем возвращаться.
Желательно вторую редакцию разослать и мне и остальным участникам.
Рыжова Анна: Второй вопрос. Есть ли смысл эти темы
доводить до конкретики?
Глазычев В.Л.: Нет. Совершенно не обязательно,
но их надо довести до той меры явленности, чтобы их обсуждение
приобрело конструктивный характер.
Рыжова Анна: А что значит «меры явленности»?
Глазычев В.Л.: А это значит, что это должно быть
изложено в достаточно свободной форме, но выражаяя суть того,
что вас беспокоит, потому что это, на самом деле, тип ситуации,
который вас беспокоит. Вы хотите её обсудить. Единственное, что
вы можете сделать: передать природу своего беспокойства, предмет
своего беспокойства. Сделать это в строгой нормированной форме,
проектной, — невозможно. И не нужно. Но это всё равно надо передать.
Значит, будьте добры, хоть в виде сонетов сделайте, это мне безразлично.
Но должна быть форма, в которой это переходит за рамки этакого
нежного мычания.
Рыжова Анна: Нужно ли при этом представить какой-то
чёткий план?
Глазычев В.Л.: Дорогая Анна Владимировна. Есть
люди, относящиеся к разным разрядам идиотизма. Я отношусь к разряду
идиотизма специфического: я ненавижу планы. Я их уважаю, но я
их не люблю. Уважая других, вынужден соблюдать чужие планы, но
сам планов не строю. Что это означает? Да только одно: сама траектория
движения должна также быть процессом, порождаемым нами вместе.
Оно само вырастет. Что-то из этого обязательно получится после
первого обсуждения. Вот тогда затея, как веточка, сразу сучок
даст и листочек отклоняется. Есть закон роста ветки? Есть. Это,
в конце-концов не так интересно, этим ещё Гете занимался напряженно.
А вот нам интереснее, чтобы листочек получился, тогда сучок и
отклонится.
Планов не будет. Кроме плана занятий и темы следующих докладов.
Я бы хотел завершить сегодняшнее первое встречное занятие, как
и начинал, элементом проповеди.
Любопытство границ не имеет. Мое любопытство пока не имеет, во
всяком случае. Я только что провел (я не буду говорить о семинарах, как отдельный сюжет
они у нас будут выплывать — это «формирование человеческой машины»),
чрезвычайно любопытную инспекционную поездку. Я протряс свои кости
полторы тысячи километров вдоль границы Оренбургской области и
Казахстана. Якобы бы граница двух суверенных государств. Вопросы
здесь немедленно прямо восходят к сюжету, с которого я начинал
сегодня: «Проектное воображение и проектная готовность». Поскольку
государственная машина, и в основном мозги, которые в нее встроены,
хотя и хорошего качества, категорически не настроены на проектную
волну, не мыслят проектно, это ведь означает только одно: мыслить
номинациями, поименованиями. Граница. Следовательно, кто за это
отвечает? Кто responsible for? — Пограничники. Есть Федеральная
пограничная служба. Правда, есть ещё таможня. Вообще-то есть ещё
двадцать четыре: санитарные, отдельно ботанические, отдельно служба
миграции, — всякие. Но, тем не менее: слово «граница» оказывается
в номинальности родовым, соответственно не только responsible
for, но и in charge оf. Т.е. глава пограничного ведомства
выступает в категориях «надграницы». Это не обсуждалось.
С чего начинается проблематизация? С того, что есть некое соприкосновение
двух аморфных тел — аморфных, поскольку говорить о государственности
российской рановато, она в пелёнках, а о Казахстане и вовсе говорить
дважды сложно. А когда у нас аморфные тела соприкасаются, есть
определённая каркасная зона. Это мембрана. Это образ жизни.
Скажем, если десять лет границы не существовало психически, и
семь лет не существовало юридически, то, натурально, люди, живущие
по разные стороны условной (в правовом представлении очень внятной,
на географической карте очень внятной) границы, эту границу не
видят, не ощущают, то, следовательно, как они себя вели, так они
себя и ведут. Поэтому даже применение понятия «контрабанда» оказывается
в высшей степени условным, потому что под эту категорию попадет
человек, несущий барашка на свадьбу в соседнюю деревню. Для статистики
контрабанды очень удобно, для отчётности — просто кайф: «Перехватили
столько-то контрабандистов». Как хорошо работают. Это мелочи.
Начинаем копать глубже. Есть такое понятие: «пограничная зона».
И вот утверждается скажем, такая зона. А как обозначить, как назначить
пограничную зону? Вне проектного мышления мгновенное сползание
к чему? К образцу. Или к справочнику, где записано. А справочник,
в котором записано, возводит представление о пограничной зоне
к маршалу Блюхеру, потому как в 1935 году под его руководством
разрабатывался устав пограничной службы. И семь километров — глубина
пограничной полосы, — на ту пору была чрезвычайно рациональной
вещью. Час ускоренного пешего пути — пять-семь минут хорошей скачки
на лошадке, пулеметные гнезда, — все очень хорошо придумано, так
и закрепилось.
Раз нет никакого проблематизирующего сознания, что делается?
Приграничные регионы России принимают законы о пограничной зоне,
шириной в семь километров. Это означает: я работаю все время и
живу здесь, а тут у меня делянка, где я для козы все время травку
косил. Но теперь, независимо от той условной границы, есть ещё
одна условная граница. Я здесь уже травку косить права не имею
без специального пропуска или паспорта в зубах.
Все это казалось бы смешным. Если бы не тянуло за собой гигантский
комплекс вопросов, которые нельзя назвать абстракциями: государственная
граница, заставы, погранотряды — все есть. Уходит главное: понимание
действительного обжитого пространства в ситуации мучительной трансформации
из одного прото-состояния в другое. Кто увидит это пространство,
кто может проблематизировать это пространство? Да кто угодно,
но только не сотрудники Федеральной пограничной службы.
Помните классической выражение: «Война это слишком серьёзное
дело, чтобы доверять её генералам», но это относится в ровно такой
же степени к границе: «Граница слишком серьёзное дело, чтобы доверять
её пограничникам». Не то, что они дурные, они не глупые люди,
но потому что проектное воображение здесь не ночевало. Ведь граница
проектируется на самом деле. Её же нет. Вообще это воображаемая
линия. Если начать пытать пограничных генералов, а я это делал,
то можно дотянуть до того, что такое граница с их точки зрения:
это плоскость, которая не имеет толщины и поднимается в бесконечную
высь от бестелесной линии государственной границы. Чистота! И
они абсолютно правы — в своем воображении. Делать с этим воображением
просто нечего. И так оно живет. Но если мы начинаем переходить
из этой ситуации в другую, и говорить о том, что же такое «граница»,
та которой нет, та, которая фантом, то мы должны выстроить, опять-таки,
машину проектной готовности. А её нет. Более того, то, что вы
говорили про «Библио-Глобус», о регулярной системе, не отстроенной
на проектные процедуры, уж тут то относится вообще вчистую: пограничная
служба, военная служба — специфическая. Естественно, с регулярными
процедурами там все в порядке.
 У
меня есть трогательные фотографии двух относительно пузатых
контрактников, которые стоят у камушка, аккуратно раскрашенного
в цвета российского триколора, и написано «Государственная граница
Российской Федерации», но пикантность заключается в том, что этот
камушек стоит на огороженном участке внутри деревни, отнесенной
от границы на 22 километра. Потому что куда его можно было сунуть?
Туда, где можно было хату какую-нибудь найти, в которой оружейную
комнату можно было устроить. Суровая действительность превращает
все в такой сюрреализм, который и придумать нельзя. Потому что
камушек стоит как раз там, где государственной границы нет. А
где граница есть, там камушка нет. Даже пространственные перемещения
здесь этими ребятами не осознаются. Ну, красиво, для начальства.
Вот я и сфотографировал. [подробнее см. статью
"LIMES
NOVUM"]
Очень чисто проступает совершенно удивительная ситуация неспособности
видеть. Проектная неготовность в равной степени административно-государственного
начальства, потому что губернатор — человек простой и незатейливый,
из того, о чем я с ним пять минут поговорил на счёт границы, он
понимает только одно: как бы ему отхватить статус приграничного
региона, а на этом какую-нибудь льготу выцепить. Объяснить ему,
дать понять, что половина российских регионов имеет полное основание
претендовать на такой статус, включая Ямало-Ненецкий округ и все
остальное, и что это делает всю его затею совершенно бессмысленной,
трудно. Ещё труднее поэтому оестествить фантом под названием «административный
район», сделать цепочку административных районов вдоль границы
приграничной зоной, т.е. административное склеить с символическим
и хозяйственным одновременно.
Вы будете в любой своей задаче сталкиваться с этим ежедневно,
потому что уже в бизнесе России сложился костяк представлений,
о том что правильно, что неправильно, что положено, что нет… Своя
регулярность уже. Десять лет — это большой срок. Уже косточки
поскрипывают местами.
Выход на проектное воображение — раз, и выстройка «машинки» проектной
готовности — два, — вопрос если не жизни и смерти, то выживания
в значительной степени. Где критерий, что есть «машина» проектной
готовности? Хороший вопрос. Можно, конечно написать на табличке:
«Комната 27. Машина проектной готовности». Все поверят — написано
же. Можно тут же сделать себе визитные карточки, бланки, там всё это будет написано. Я усматриваю критерий детски-простой: если
порождающий агент, демиург (а всегда он должен быть), носитель
проектного воображения, который эту «машину» выдумал и выстроил,
на третьем такте её работы становится излишним элементом, если
она может работать без него, то факт состоялся. Если без него
она работать не может, то это не машина, а иллюзия машины. Потому
что это в лучшем случае умножение сил, а иногда умножение народа,
или сокращение сил (очень часто команда из двенадцати человек
гораздо менее эффективна, чем один действующий персонаж). Как
сделать машину, медленно, всеми способами, — вот вопрос, который
нас с вами здесь все время будет мучить, и я вас в покое не оставлю.
|
