|
От редакции. Мы открываем новую рубрику
«Как Вас теперь называть?» Это будут рассказы, интервью
о тех и с теми, кто прошел определённый пусть в методологии,
с методологией, рядом или параллельно с ней. Первая беседа
— с В.Л. Глазычевым, которую провела обозреватель журнала
А. Тобольнова.
— Вячеслов Леонидович, основная направленность
интервью — день сегодняшний. Но понятно, что он таков, потому
что был день вчерашний. И поэтому вопрос: «Когда Вы встретились
с методологией и в чьем лице?»
Глазычев В.Л.: Это я точно знаю — 1965 год,
перед глазами — театрализованная и смешная картинка,
где Георгий Петрович Щедровицкий что-то бурно изображал
на доске, а Олег Генисаретский всё время перебивал его нескладными,
как мне казалось, вопросами. Потом они менялись ролями.
 |
|
Олег Генисаретский и Вячеслав Глазычев
|
Это было шоу для коллектива ВНИИ технической эстетики,
который таким образом знакомился с новыми сотрудниками.
— А Вы в качестве кого были в зале?
Глазычев В.Л.: В ранге младшего научного
сотрудника этого замечательного заведения, но уже с устоявшейся
репутацией, не сочтите за нескромность, литератора по этой
теме. К этому времени я опубликовал большое количество статей,
и со мной считались — хотя бы поэтому.
Большого смысла в том, что они делали, я не увидел. Но
мне нравилось, как они огрызались от неуклюжих попыток местного
люда их как-то «посадить». Это было элегантно. С тех пор
мы были в приятельских отношениях, но я никогда не был членом
кружка и никогда не принимал для себя эту форму.
— Форму работы?
Глазычев В.Л.: Форму работы и, в некотором
смысле, форму добровольного принесения своего «эго» на алтарь
некоторого коллективного действа. Для меня эта вещь внутренне
была абсолютно невозможной.
Но при этом я участвовал в обсуждениях, печатался в совместных
сборниках. Вместе мы мотались на Сенежскую студию, где мы
с Розенблюмом были хозяева: там у нас был свой тип проектных
семинаров, на которых и вырабатывалась собственная, достаточно
внятная система методических представлений с философским
подкладом.
— Соотносилась эта система с методологией?
Глазычев В.Л.: Как мы быстро выяснили — соотносилась.
Потому что главное: рефлексивный анализ, восприятие с дистанции
«что ты делаешь» в каждый момент, и «как ты это делаешь»
— это абсолютно ложилось на нашу собственную подготовку.
Потому что при осмысленной проектной
деятельности она не может не быть методологически отстроенной.
— Вячеслав Леонидович, а этот процесс — восприятие
с дистанции «что ты делаешь» в каждый момент и «как ты это
делаешь» тоже у вас назывался «рефлексией»?
Глазычев В.Л.: Базовый понятийный аппарат
был нами быстренько освоен. Свидетельство тому — мои тексты,
написанные в этих жанрах: в лефевровском, отчасти в жанре
Щедровицкого.
Но я в этом никогда не растворялся и, может быть, поэтому
остался в приятельских отношениях до финала ГП. А с Олегом
Генисаретским мы то ближе, то дальше, время от времени наши
жизненные траектории пересекаются и скручиваются в какой-то
жгутик. А сам кружок — ММК — мне не нравился. Я вообще считал
это ошибкой.
— Ошибкой — в каком смысле?
Глазычев В.Л.: Кружок как попытку индустриализовать
подготовку новых легионеров, поскольку я был из другой парадигматики,
главное в которой — традиционно штучная техника работы.
Естественно, не без элементов игры, манипуляции, жульничества.
Не без этого. Но тем не менее...
Главная технология в кружке — «Делай, как я». А «делать,
как я» могли три с половиной человека по отношению к Щедровицкому.
Это не значит, что у нас получалось много больше, хотя сотни
и сотни художников, пытавшихся именовать себя «дизайнерами»,
прошли через нашу школу. В общей сложности, больше двух
тысяч человек. Для эпохи ОДИ — это вполне сопоставимые
величины.
Для меня было всегда важно демонстрировать примером, как
это делается, а не бить людей до тех пор, пока не вышибешь
шаги, которые соответствуют нужному схематизму. Вот эта
разница — она очень существенная. И, главное, она никогда
не уходила.
— Для того, чтобы задать следующий вопрос,
я подготовлю для него информационную почву.
Москва, Высшая Школа Экономики, я — в аудитории,
среди студентов. Вы — за
кафедрой, профессор.
Нижний Новгород, Российский Форум: Вы — докладчик, эксперт,
я журналист Фонда эффективной политики.
Москва, Совет Федерации: проект «Конкурентоспособный
регион как точка роста конкурентоспособности России», Вы
— эксперт, я — обозреватель журнала «НЭП-XXI век».
Программа канала НТВ «Реальная политика». Вы — на экране
телевизора «Мистер Монблан»
— эксперт, а я — на диване в своей квартире, телезритель.
Всероссийское мероприятие — выбор членов Общественной
палаты. Лучшие люди России. И Вы — среди них.
По опыту журналистской работы я точно знаю, что когда
заходит речь об уровне экспертизы и о тех, на чью экспертную
оценку можно всецело положиться, в первую очередь называют
Вашу фамилию. Это темы формирования гражданского общества,
самоуправления, развитие малых городов. (Не могу не сказать:
была на экскурсии в маленьком городе — Мышкин, там Вас знают).
Вопрос: отстраненность от методологии, от заданности
колеи и изначальная «самость» позволили Вам так мощно развить
себя?
Глазычев В.Л.: Это, наверное, сложнее. Когда
я говорю о своей чуждости методологической школе, как Школе,
это не значит — чуждость методологическому способу мышления.
Я всегда отличался строптивостью нрава и нонконформизмом,
но не в бытовом ключе, тут я абсолютный конформист, а в
мыслительном рисунке: я всё-таки сам выбирал себе авторитеты.
И, по сей день, большая часть из них таковыми и осталась.
Хотя сегодня есть основания для более критического к ним
отношения. Тот же Анри Пиренн, Фернан Бродель в истории,
Освальд Шпенглер, прочитанный в 16 лет. Эти книги были у
дядюшки — остатки дедовской библиотеки. В 17 лет прочел
забытую всеми гениальную книгу Франческо Нитти «Европа над
бездной», с анализом и прогнозом, сделанном в 1920 году,
европейских событий на 25 лет вперед. Каким образом такие
вещи откладываются — я не знаю. Но, похоже, что откладываются.
Потому что первую свою квазинаучную работу я писал на пятом
курсе, когда был по обмену в Варшаве и сидел в библиотеке
Академии наук. Набирая материал для своего диплома, я нашел
залог, нашел измерение, в котором никто об атомных станциях
не писал. Меня интересовала визуализалиция роли человека,
командующего в этой системе, а не его «засунутость» в бункер.
 |
|
П.Малиновский, В.Глазычев, С.Градировский,
С.Кириенко, П.Щедровицкий, С.Зуев, О.Генисаретский,
ноябрь 2002, Тольятти, ПФО
|
Собственно, с пятого курса я и начал писать.
А это замечательный тренинг, если ты пишешь не с клеем и
ножницами, а на задачу. Теперь понимаю, что в глазах Карла
Кантора, который тогда был главным в журнале «Декоративное
искусство», я был наглый мальчишка. И вот он, то ли, чтобы
отвязаться, то ли, чтобы испытать, то ли так, на всякий
случай, мне и говорит: «Слушай, говорят, что есть такая
фирма — «Оливетти» и есть в ней что-то интересное. Попробуй,
напиши».
Через три недели я принёс статью,
Фундированную. Хотя, прямо скажу, искать информацию в то
время было не самое легкое дело. И, тем не менее, я нашел
ходы: прошел через политехническую библиотеку, где были
коммерческие буклеты. А в фундаментальной библиотеке обнаружилась
книга Адриано Оливетти на итальянском языке. Я и её прочел.
— И итальянский язык — не помеха?
Глазычев В.Л.: Прочёл со словарем, фраза
за фразой, поскольку хотел этого.
Так вот, к моменту нашей встречи был накоплен опыт работы.
Поэтому идти куда-то на выучку — было странно. А учиться
у... — запросто! Чему-то — у Лефевра, чему-то — у ГП, чему-то
— у Олега Генисаретского, чему-то — у Бориса Сазонова. Мне
такого общения нужно было раз в полгода: сверить часы, о
чем-то поспорить, с чем-то согласиться. Это было полезно
и приятно, я с удовольствием принимал участие в каких-то
сходках.
— Но всё-таки Ваше имя почему-то связывается
с методологией и с методологами. Отчего это происходит?
Рядом с методологами крутится много людей, но их не причисляют
к ним. Вводит в заблуждение Ваш способ мыслительной работы?
Глазычев В.Л.: Ой, не думаю. Скорей всего
— легенда тому причиной. Раз ты входил визуально в определённую
команду, значит, ты там и есть. Я бы не преувеличивал аналитические
подвиги читателей, но что-то, наверное, в моих текстах проглядывает,
поскольку мне всегда было интересно изобрести новую конструкцию
книжки. Не ради самой конструкции... Хотя, отчасти, и ради
этого. Потому что эстетическое удовольствие получаешь и
от этого тоже. Но, прежде всего, ставилась цель — подобрать
задаче адекватный конструкт. И был случай, правда, один
раз, что я потерпел сокрушительное поражение в этом отношении.
— Поражение от чего: не ту задачу выбрал,
или не тот способ её решения предложил? И когда это случилось?
Глазычев В.Л.: В середине 1970-х годов, в
довольно трудное и тяжелое время, я тогда начал работать
над книгой по истории расселения. Я делал доклад в Эрмитаже,
он опубликован в их сборнике[1].
Сокрушительное поражение потому, что линейный дискурс не
позволяет в принципе такую тему высветить — историю расселения.
Это можно сделать сегодня, в языке перекрестных ссылок,
в гипертекстовом варианте. Но тогда никто не мог себе даже
вообразить возможность гипертекста. Поэтому я написал несколько
глав и выбросил это в корзинку: либо ты теряешь диахрон
— движение во времени; либо ты теряешь синхрон — движение
в пространстве. А если учесть, что люди плохо знают и историю,
и географию, то ты просто для них не понятен.
Я с этим как раз и столкнулся на конференции по западному
Средиземноморью второго тысячелетия до нашей эры. Делаю
доклад, а иллюстрировать его содержание не могу, картинки
показывать не на чем, я называю места, их взаимное расположение,
и чувствую кожей, просто физиологически, что говорю в вату...
Как-то свернул своё выступление. Для меня это было очень
огорчительно — я старался. Потом уже немолодой тогда для
меня господин, из профессиональных историков, говорит на
выходе из зала: «Не огорчайтесь, молодой
человек, это же историки, они географии не знают».
Вот эта жажда — «играть на многих грядках» — отчасти по
жизни: зарабатывать надо было то на одном, то на другом,
отчасти ради любопытства, безусловно, сама по себе — есть
мощная методологическая школа.
Пример, который я привел — это работы в историческом массиве
и, в значительной степени, по правилам историков, но, в
то же время, с нарушением этих правил, то есть, с предъявлением
гипотезы, технологии: «Можете опровергнуть — опровергайте»;
«Можете выдвинуть другую — выдвигайте». Так возникла, например,
книжка о
Фьораванти.
«Игра на многих грядках» — это также ситуативные разработки,
к примеру, моя работа «Эффективное государство». Список
можно продолжить. Новая «грядка» — это всегда некоторый
вызов, это всегда любопытно. И поэтому — очень естественно.
— Ой, Вячеслав Леонидович, как интересно!
Слушая Вас, я поняла про себя! С 1987 года с методологами,
а только сейчас, с Вами, поняла, почему их способ работы
мне близок и понятен был ко времени моей встречи с методологией...
Надо же, какой поворот! Можно я расскажу?
Глазычев В.Л.: Мне это интересно...
— Я так же, как и Вы, работала на многих и
разных грядках. Отчасти потому, что надо было заработать
на квартиру, отчасти из любопытства.
К примеру, узнаю, что ко Всесоюзному совещанию на уровне
Первых секретарей ЦК компартий союзных республик нужен информационно-документальный
фильм о системе управления качеством, которая разработана
в Латвии. Профессионалы с рижской киностудии говорят, что
в предложенные сроки снять такой фильм — просто невозможно.
Я узнаю, что это за технология и понимаю, что действительно,
невозможно, если по-старому. И я придумываю совсем другую,
не киношную, а «радийную» технологию и снимаю фильм, укладываясь
в сроки. Профи-киношники до последнего не верили...
Дом культуры в Московском районе Риги. Директор — удивительная
женщина, латышка, бывшая детдомовка. Её боль — подростки,
имеющие приводы в милицию. Надо найти способ, как их завлечь
в Дом культуры, на «профилактические лекции». И я придумала
игры — «круглые столы». Мальчишки ждали наших встреч.
Я вела Клубы «Открытая трибуна», где обсуждались вопросы
современного устройства жизни: экономического, политического.
Я занималась рекламой. Я снимала учебные видеофильмы
по заказу Министерства бытового обслуживания. Только вдвоём
с оператором полностью делали программы кабельного ТВ в
городе Елгаве.
Теперь понимаю, что я выигрывала ситуации, предлагая
другие технологии, только за счет методологического способа
работы, за счет рефлексивной работы...
Простите за монолог, мне надо было определить свои «грядки».
Вернемся к теме нашего интервью. Эксперт такого уровня
как Вы — он одиночка? Есть ли возможность воспроизводить
то, что Вы на себе несете — культуру экспертной работы,
как таковой?
Глазычев В.Л.: Не знаю. Знаю только одно:
я никогда не стремился иметь учеников. Меня эта позиция
— Учителя — не вдохновляет. Я её, вообще-то, терпеть
не могу, хотя, кажется, меня считают хорошим педагогом.
Но за последние годы через меня прошло много симпатичной
молодёжи, каждый из них что-то подхватил. И сейчас есть
один «приблудный» помощник, который добровольно взвалил
на себя цвета оруженосца, и сам развивается чрезвычайно
быстро. Я его окунал в жестокие обстоятельства, где надо
на доверии принимать решения, справляться с ситуацией, работать
с кучей народа где-нибудь у черта на рогах, в сельском районе,
завоевывать там уважительное к себе отношение. У него есть
шансы так лет через 10 выйти на очень сильный горизонт.
Так же у Петра Щедровицкого был в помощниках один молодой
человек, у которого тоже такой шанс определённо есть[2].
— Выйти на очень сильный горизонт в качестве
кого?
Глазычев В.Л.: Как эксперта или деятеля.
Деятеля или эксперта попеременно. Но КПД в таких ситуациях,
конечно, ничтожно.
А Школа ради Школы... Или, так сказать, шлейф, который
клубился вокруг бедного Аверинцева — это сильно на любителя.
Мне не нравится такое самовоспроизведение. На мой взгляд
— это бессмысленная попытка, она всё равно не реализуемая.
А потом — что я есть? Это мои книжки
и, пока жив, мои устные выступления.
— Из того, чем вы занимаетесь, Вячеслав Леонидович,
что от Вас требует больше всего сил? Это один вопрос. И
сразу второй: какое из Ваших занятий требует учения, на
которое Вы указали?
Глазычев В.Л.: Первый вопрос — не имеет ответа.
Если я в чём-то и специалист, то в постановке проблемы решения
задач. В этом смысле, я — методолог. Каких задач, в каком
материал, в каком предмете?
Иногда очень привлекает материал, он захватывает меня,
возникает сопереживание с ним. Яркий тому пример — моя работа
о Фьораванти.
Знаете, это удивительно — был момент прозрения: «Вот это
как было! Вот-вот, вижу, вижу!».
А возникла эта работа ситуативно. Был прелестный старик,
которого гнобили в Институте теории истории Архитектуры.
Я его прикрывал, как мог, будучи в более сильной позиции.
Старик — из породы мечтателей, всю жизнь мечтал написать
книжку о Фьораванти. Я решил ему просто помочь. Сделал заявку,
отнес в издательство за двумя фамилиями, чтобы была у него
эта книжка. А он, бедолага, очень быстро слег и умер. Дочка
бедная осталась без копейки денег. Значит, книжку надо издать,
но сначала её надо написать. А материала — кот наплакал.
Ситуативность? Да, а в процессе появилась увлеченность,
возможность залезть в горизонты параллелей. Из этого выросла
через много десятков лет другая книжка — перевод Филарете,
Антонио Аврелино. Наткнулся я на него через Фьораванти,
который был его учеником десяток лет. И вот это вырастание
одного из другого — обычная история.
Сколько лет я делал картинки в журнал «Знание
-сила»... Много лет.
— Что значит — «делал картинки»?
Глазычев В.Л.: Просто — иллюстрировал его.
Это был очень хороший заработок, который позволил мне вернуть
долги по кооперативной квартире. Но, в то же время, это
было очаровательное, игровое занятие — придумать, что будет
эквивалентом к какой-нибудь «кудрявой» статье, найти технологию
и сделать иллюстрацию.
 |
|
Из иллюстраций журнала "Знание-Сила"
к фантазму К.Булычева "Закон для дракона"
|
Захотелось получить обтекание текстом — Запад уже делал
это на компьютере, но мы-то этого не знали. Поэтому оставалось
придумать свой, российский, кустарный способ. И придумал:
на прозрачном стекле, по тонким линеечкам, пинцетом нужно
было выклеить текст из 88 строк, как сейчас помню, да так,
чтобы он обтекал каплевидную форму. Это был замечательный
опыт, и он со мной.
Работа, которую я делал — чистое любительство. Потому что
профессионал соразмеряет затраченные силы и результат. В
этом отношении я — вечный любитель. Я вкладываю, как правило,
больше сил, чем это требуется по неписанной норме. Зато
получаю от этого массу удовольствия.
— Вячеслав Леонидович, одна из Ваших весомых
«грядок» — Общественная палата. Наверное, это один из способов
формирования гражданского общества. Вы для себя какую нишу
взяли?
Глазычев В.Л.: Я, что называется, по профпринадлежности
— это комиссия по вопросам регионального развития и
местного самоуправления. Я хотел возглавить эту комиссию,
и возражений ни у кого не было. Комиссия по составу очень
неплохая. Лобовых профессионалов там нет и это замечательно.
— Что значит «лобовых» и почему «замечательно»,
что их в комиссии нет?
Глазычев В.Л.: Они несут с собой другой опыт,
которого нет у меня. К примеру, нет опыта организации малого
и среднего бизнеса. Зато он есть у Сергея
Борисова, главы ОПОРы, который пошел работать в комиссию.
И меня это, конечно, очень радует.
У меня нет опыта юридического сопровождения бизнес-проектов
по регионам страны. Но в комиссии есть очень любопытный
господин, Сергей
Лазуренко, и он в полной мере владеет этим опытом.
В этом и ценность эксперта — добрать под задачу определённых
и нужных людей. Замечу, что это не так уж и трудно. Важная
задача для работы эксперта в другом — необходимо организовать
выработку общей рамки, конценсусное понимание идеологемы.
Вы сказали об Общественной палате как о способе формирования
гражданского общества. Я считаю, что до гражданского общества
нам, как до Луны. И никаких иллюзий у меня по этому поводу
нет. Но есть один элемент гражданского общества, который
можно попробовать усилить и консолидировать — это экспертные
сообщества.
— Значит, экспертные сообщества — они элемент
уже состоявщегося гражданского общества?
Глазычев В.Л.: Не-е-е-т. Это элемент его
формирования. Это очень важно понимать. И поскольку региональный
и местный сюжет синтезирует в себе всё: всё на месте происходит,
всё с людьми, то это и создает, если угодно, выгодную позицию
натурального втягивания самых разных экспертных групп, которые
сегодня либо существуют автономно, и каждый свой «грантик»
где-то копает, либо они «прикормлены» при ведомствах. А
тогда их работа — это угадывание: что начальство всё равно
не примет — то и предлагать не будем. Будешь действовать
иначе — тебя больше не возьмут. Это житейски абсолютно понятно.
Значит, формирование Общественной палаты есть в России первый
законный случай создания экспертной площадки.
 |
|
На встрече Президента РФ В.В.Путина
с членами Общественной палаты РФ
|
— Именно — случай?
Глазычев В.Л.: Ну не было оказии такой никогда!
Я скажу определённо: если возможна независимая экспертиза,
то она возможна с этой площадки. И это уже срабатывает.
Без году неделя функционируем, но уже демонстрируем технику
«от борта — в лузу». Скажем, специалисты ведомства прекрасно
видят пороки законопроекта, который обсуждается в Думе.
Но они не могут пробить этажи иерархии для того, чтобы донести
своё видение. Они перепасовывают мяч мне, я его дополнительно
обрабатываю, усиливаю, если угодно, даже стилистически усиливаю,
и уже через секретаря Общественной палаты могу выходить
прямо на господина Грызлова. А они не могут на него выйти.
— А они — почему не могут?
Глазычев В.Л.: Такой практики нигде в мире
нет. Бюрократии, надо заметить, везде одинаковые — эксперты
выше департамента не поднимаются.
— А внешние эксперты, которые не встроены
в бюрократию?
Глазычев В.Л.: И внешние не поднимаются.
Их ни за что не пустят — они же испортят обедню, если они
действительно независимые.
— Но бывает же, что кто-то прорывается. Говорят:
«Вот сумасшедший, прорвался таки»...
Глазычев В.Л.: Ну, у него ве-е-е-жливо возьмут
бумагу и ве-е-е-жливо отправят её в корзину. Вот чем заканчивается
такой прорыв. Поэтому свою задачу эксперта Общественной
палаты вижу в том, чтобы играть роль отражающего экрана,
использовать локальные ситуации для обобщений. А общие вещи,
вроде Кодекса, использовать для проверки по локальным ситуациям.
В ближайшее время мы утвердим и выберем пару регионов, с
которыми будет идти аналитическая работа по очень простой
схеме — один провальный, один — продвинутый. Уже какая-то
интерполяция возможна между ними. Не всё, не точно, но лучше,
чем ничего.
— Вячеслав Леонидович, увязнуть — не боитесь?
Глазычев В.Л.: Вот здесь важно экономить
силы, скажем, понимать, за какую единицу времени ты на самом
деле можешь получить результат.
А вопрос, который был задан по поводу учёбы для сегодняшней
работы — он никуда не уходит. Но только с опытом и с возрастом
ты всё разборчивее. В мои годы беллетристику читать невозможно,
а мемуарную литературу, если она дельная, очень даже возможно.
Когда-то я читал один томик выборки, а сейчас прочел все
три тома, «Дневников» цензора Никитенко. Блистательный документ!
Документ замечательной рефлексии по поводу собственной деятельности,
охватывающей период с пушкинского времени и до войны на
Балканах. Я очень много оттуда почерпнул.
Или... Есть хорошая девочка, готовит диплом. Как известно,
выбор темы — вечная проблема. А почему бы не заняться совершенно
гениальной фигурой, который в нашу культуру практически
не введен — Кристофер Рен, семнадцатый век — начало 18-го.
Выписываю для неё хорошую книжку: полную, документированную
биографию. Получаю и сначала сам читаю, очень много узнал.
Ситуативное обучение...
Вот лежит у меня первая, серьёзная биография Густава Эйфеля.
Конечно, все знаю про Эйфелеву башню, но это один из могучих
представителей «хомо фабер» — людей дела. А они меня всё
время привлекают, и моя задача их образ «внушать» студентам,
если угодно. Вот так это происходит — дообучение. Оно вообще-то
идет более или менее непрерывно.
— Вячеслав Леонидович, Вы сейчас — председатель
комиссии в Общественной палате. Означает ли это вхождение
во власть? Я имею в виду не во власть чиновников, а во власть,
которая формирует общество, которая формирует облик страны?
Ведь власть экспертного сообщества — есть власть?
Глазычев В.Л.: Когда это сообщество — да,
отчасти. А пока сообщества на самом деле нет, а поэтому
и власти нет. Она была гораздо выше при большевиках.
А про меня лично... У меня нет ни малейшего желания туда
входить. Это во-первых.
А во-вторых, я иногда общаюсь с ней через дело. Власть
экспертного сообщества может быть осуществлена через показательство.
— А «показательство» — оно как выглядит?
Глазычев В.Л.: К примеру, в каком-нибудь
разнесчастном Иванове, куда, как кур в ощип, попал молодой
и не очень опытный человек в губернаторы, с молодой и неопытной
командой — в хорошо устоявшуюся трясину. Если в этой ситуации
удастся протянуть ему руку помощи, и он её не отторгнет,
и затем что-то чуточку изменится, это и есть показательство.
Потому что СЛОВА... Это слова, слова, слова... Я ими пользуюсь,
это определённый инструмент.
К слову сказать, меня всегда обзывали «теоретиком», а я
вообще-то — практик. В полном смысле слова — практик. И
это — безусловно. Я использую теоретические инструменты
для решения задач совершенно практических, а не методологических.
— А эксперт в передаче на канале НТВ «Реальная
политика»[3]
с Глебом Павловским. Образ такой мощный — «мистер
Монблан». Он для кого?
Глазычев В.Л.: Для меня есть идейный противник.
Он не имеет лица, не имеет имени-отчества. Хотя формально
можно назвать: это такой вселенский Герман Оскарович Греф.
Для меня лично — симпатичный мужик. Наверное, я смог бы
мило общаться с ним на светском уровне.
Но... Но тот тип схематизма, который он и ему подобные
специалисты представляют, есть для меня прямой противник.
Поэтому политически моя задача этого политика — ра-зоб-ла-чить.
Не так, как это делают большевики, глядя назад, хотя иногда
они говорят справедливые вещи, а разоблачить, глядя вперед.
— Вперед — это куда?
Глазычев В.Л.: Туда, где для меня есть высшая
ценность и она логически недоказуема. Эта ценность — удержание
России как субъекта мировой картины. Вот так, очень просто.
И дальше возникает проблема: какими технологиями это можно
сделать? С моей точки зрения, нынешние технологии — чрезвычайно
неудачные, чрезвычайно неэффективные. Дело в том, что сотрудники
Министерства экономического развития и торговли видят страну,
как таблицу с названиями субъектов и цифирькой денежек,
которая приписана к той или иной графе.
А для меня страна — это действительное лоскутное
одеяло, в котором есть множество режимов, множество
стилей, множество культурных традиций. И найти баланс между
цивилизационно обязывающими, универсальными нормами и деятельностными,
практико-ориентированными нормами в конкретных местах и
ситуациях — это есть интеллектуальная задача, а не политическая.
И я скажу, что это не самое простое дело.
— Сил Вам на этом пути.
Глазычев В.Л.: Спасибо.
|
