|
В передышках процесса сборки икейских ёмкостей наблюдал подряд
два воскресных толковища. Одно — у Третьякова: предметному знанию
у Зайончковской и Вишневского, которые знают о демографических
и миграционных процессах в России все или почти все, по сценарию
противостояли попытки известных господ, включая экс-мэра Попова,
произнести нечто членораздельное по вопросу, о котором они не
имеют ни малейшего представления. Другое — у Познера: попытки
присяжных говорящих голов хоть что-то внятное сопоставить с чёткостью
позиции Чубайса (Анатолия, разумеется) по вопросу приватизации
выглядели скорее жалко. Любопытно и то, что оба ведущих давно
отвыкли от того, чтобы всерьёзготовиться к посиделкам.
Мы живем в очень специфической ситуации: от интеллигентов XIX
века унаследовано заимствованная у европейцев склонность рассуждать
(по воскресеньям) исключительно о высоком. Им, европейцам, хорошо:
у них дела низменные давно идут в почти автоматическом режиме,
поскольку довольно давно высохли кровь и пот, которыми эта автоматика
далась. У нас иначе, и по этой причине надо бы для начала научиться
понимать скучные, отнюдь не возвышенные вещи. Учиться их слушать
и слышать. Учиться говорить о сути дела способом, внятным для
сколько-нибудь вразумляемой особи.
Похоже, что об этом догадались в Государственной думе, где в
пятницу единороссы взбунтовались против собственной податливости
при штамповке законопроектов, вылетающих, как бумажные голуби,
из недр правительственной машины.
Это хорошо. Или почти хорошо, поскольку документы, порожденные
в правительстве, сочиняются очень узким кругом экспертов, постоянно
работающих на правительство — в ЦСР, в Институте экономики города
да ещё в Институте экономики переходного периода. Затем два редакторских
процесса — в самом правительстве, где обычно «чужих» экспертов
и не слышат, и слышать не стремятся, и в парламенте, где редкое
общение с внешними экспертами имеет характер случайный и спазматический.
Странности этих документов, изготовляемых в огромном количестве,
имеют системный характер по двум причинам.
Одна структурная: всеобщий вопль о необходимости законодательных
новаций оправдан и в этой своей оправданности создаёт стресс —
хороший закон, тем более хороший кодекс, как минимум требует времени
и со спешкой несовместим. Другая — техническая, напрямую связанная
с первой: действительно трудно заниматься кропотливым анализом
каждой статьи, удерживая при этом образ целого. Трудно, значит,
нуждается в компетенциях, каких кругу весьма квалифицированных,
но так или иначе идеологически заангажированных экспертов не будет
достаточно, если такой круг узок.
У нас и впрямь любят обсуждать нечто «в целом» и «вообще», что,
с одной стороны, позволяет до боли привычным говорящим головам
сохранять хорошую мину при любой игре, а с другой — делает всякий
диспут пародией на дискуссию, поскольку аргументы не встречаются,
а проскальзывают один мимо другого, как встречные поезда.
Мы никак не можем привыкнуть к тому, что речения политиков предопределяют
условия нашего же бытия не непосредственно, а через чрезвычайно
пресные вещи вроде статей закона. Эти статьи выражают философские
воззрения куда в большей мере, чем отраженный практический опыт.
Если же учесть, что философские воззрения в наше время усваиваются
скорее через слова говорящих голов, чем путем чтения старых диалектиков,
то круг замыкается. Юристы оформляют законы, содержание которых
формируют люди, находящиеся в позиции экспертов, и... круг замыкается
вторично.
В устоявшихся обществах закон по преимуществу оформляет накопившиеся
нужды практики, в нашем транзитном состоянии вокруг каждого закона идёт подспудная, редко осмысляемая самими участниками борьба установок.
Одни установки ретроспективны — осознанно или нет, через них транслируется
стремление вернуться в патерналистское государство как в материнскую
утробу. Другие проспективны, они выражают нацеленность на то,
чтобы сделать шаг к освобождению от Отца, при этом не впадая в
излишества малограмотного либерализма или вовсе безграмотного
анархизма.
Иногда экспертный круг удается расширить — пока ещё не до того,
как закон принят по всех чтениях, а после. Так случилось, к примеру,
в тот момент, когда проблемы жилища и, ещё того хлещё , проблемы
родимого ЖКХ были с удовольствием сброшены на неокрепшее Министерство
регионального развития. Зарплату служащим там платят, но денег
на деятельность им дать не торопятся.
В прошлую пятницу в компании очень разумных людей я затратил
два часа интенсивной работы на то, чтобы разобраться в смысле
и, главное, в направленности всего шести статей одной главы из
множества глав Жилищного кодекса.
Тут ссылкой на Мишеля Фуко или Фукуяму не отделаешься. Тут думать
надо. В самом деле, а что является объектом жилищных прав? Почему
никак нельзя согласиться с авторами Кодекса, когда они в начале
XXI века называют жилым помещением комнату (что справедливо для
общежития или, скажем, комнаты на маяке или на спасательной станции)
и при этом забывают о многоквартирном жилом доме как интегральной
системе? Что мы можем себе позволить в том состоянии умов, какое
есть: надеяться на неспешное приучение людей к мысли о необходимости
добровольного страхования жилища или в стиле Петра Великого учить
их этому силой закона, введя обязательное страхование? А если
рискнуть ввести, то — уже за рамками законодательной работы —
какие инструменты растолкования и убеждения следует применить,
как и кому поставить задачу, чтобы новая норма не вызвала такую
же слепую ярость, как монетизация льгот?
Некий заунывный драматизм ситуации заключается в том, что я,
со своим ограниченным опытом, могу заполнить такими вопросами
множество страниц, тогда как большинство милых, образованных людей
считает, что эти низкие вещи можно оставить чиновникам, нисколько
о них не заботясь. О, если б это было так!
Простой арифметический подсчёт показывает: для действительно
серьёзной проработки Жилищного кодекса нужно затратить не менее
трёх месяцев напряженной работы дюжины неслуживых экспертов, а
затем ещё (в лучшем случае) столько же, чтобы убедить служивых
экспертов. И ещё в лучшем случае столько же, чтобы убедить чиновников,
расписанных по множеству ведомств, и депутатов. Накинем для верности ещё квартал — меньше года никак не получается, но ведь власть,
медлительная в делах практических, бывает очень нетерпелива, когда
речь о бумажной работе.
Как сказано в Псалме XCIII, Oculus habent et non videbunt (имеют
очи, но не видят).
|
