К Памяти — через идентификацию Места

1. Разделяете ли Вы принятое в экологии культуры убеждение, что культурное наследие (традиция, память), смысло- и правопреемство составляют основу жизнеспособности человеческих сообществ, этносов, гражданских союзов и свойственных им образов жизни? Какие доводы считаете Вы наиболее значимыми для защиты или опровержения этих убеждений?

Я разделяю, но не вполне убеждение в том, что культурное наследие(традиция, память),  смысло- и правопреемство составляют основу жизнеспособности человеческих сообществ, этносов, гражданских союзов  и свойственных им образов жизни.

Не вполне, — так как считаю первичным творящий импульс, когда делается усилие решения сиюминутных и завтрашних задач в их собственной логике. А разделяю, — так как действительное, т.е. душевное и интеллектуально усилие, а не истеричное, спазматическое хотение не может осуществиться вне опоры на «Место» в совокупности его преемств. Дело весьма осложняется тем, что мы, увы, имеем дело, прежде всего, с советской традицией и советской памятью, в свою очередь пытавшимися подавить предшествовавшие традицию и память.

Превосходный в своей отчаянности пример — Крым. Нынешние татарове, прибывшие на место, привезли уже сугубо узбекистанские навыки, вынужденно садятся на прежние незанятые неудобья, не имеют и не умеют разводить садов, а разводят овечек и монополизируют рыночную торговлю. О генуэзцах, греках, армянах, не говоря уже о таврах и прочих готах, здесь могут осмысленно говорить только останцы сугубо русского населения в какой-нибудь Феодосии, на которых одевают школьные программы украинизации. О какой памяти и какой традиции здесь можно говорить?

На другом полюсе — какая-нибудь саратовская, сугубо университетская филологическая традиция, слегка подхваченная местной поп-культурой. Отсюда возвращаюсь к логике «Места» как более удобной: идти к памяти через идентификацию «Места», через самоидентификацию с «Местом».

2. Какие смысловые подвижки в нашем понимании развития и в постановке стратегического мышления должны произойти, чтобы наследие было не только признано стратегическим ресурсом развития, но и включено в повестку дня «Стратегий регионального развития»?

Отсюда же испытываю и сдержанное отношение к региональности: стратегия развития — да, через опознание сетевых ландшафтных связей между «Местами» — да, через опознание и (там где возможно) самоидентификацию с «краем», ареалы которого в общем случае никак не совпадают с официальными границами регионов. Тем не менее, возможно вплетать сюжет в стратегию регионального развития через активизацию ресурсов «Мест» как единственного ресурса, ещё практически не задействованного в управленческих представлениях.

3. В 80-90-е гг. XX века исследования и разработки в области культурного наследия были сближены с культурно- политической проблематикой идентичности (этнической, культурной, гражданской, конфессиональной или антропологической). Какова на Ваш взгляд сегодня роль культурно символических, мифопоэтических и/или ритуально-драматических составляющих региональной (областной), районной (волостной) и городской/сельской идентичности?

Насколько подсказывает мой опыт, наиболее внятный горизонт для идентичности — волостной. Отчасти потому, что поселения в целом обрели (сохранили) столь убого неопределённую форму, что можно мало за что зацепиться, и только с объемлющим ландшафтом (включая сегодняшние компоненты — трассы и их сервисы) набирается достаточный массив. Кстати, в российских русских волостях как раз и оказываются следы усадеб, что весьма существенно, тогда как в нерусских волостях завязка на территориальную группу так же прослеживается плотнее, чем на поселение.

4. Реализация каких из известных Вам культурных проектов и инициатив могла бы на Ваш взгляд способствовать появлению более управленчески внятной и ценностно оправданной — с точки зрения цивилизационной идентичности России — региональной культурной политики?

В моем личном опыте есть только один случай полностью состоявшейся цепи проектных инициатив — это город Мышкин. Заметим, когда я там появился, местный активный народный музей существовал уже почти 20 лет. Затем я раскрутил с ними (администрацией и активными жителями) семинар в 1994-ом году. В 1995-ом был ответный удар от районной администрации. В 1996-ом мое «знамя» подхватил некий заезжий журналист (идея музея Мыши — его). Лишь к 1999-му восстановили статус и начали раскручивать «Место» как туристическое. К 2000 году поток туристов в 10 раз превзошел поток в официальный Углич. С 2001 года реализуется мой проект Дома творчества, они выходят на первую Тютчевскую конференцию. Готовится к изданию первый сборник «Тютчевы на Ярославской земле», книга о родословной Тютчева. В 2003 году — 2-ая конференция, реконструкция и открытие Тютчевского центра, благоустройство в усадьбе Знаменское (пикантно, но эта усадьба формально — на территории соседнего района).

Вроде бы, недурно продвинулись обитатели Кошек.

Делается попытка симбирских энтузиастов продвинуть идею Самарской луки, но они слишком рано пытаются её «огосударствить», что чревато выхолащиванием.

В любом случае, для инициации необходимо внешнее вмешательство (идеально, если эту роль взяли бы на себя университеты или приуниверситетские культурные клубы), для серьёзного продвижения необходимо не менее 8 лет.


Форум регионального развития, Казань, 3-4 июля 2003 года

Ответы на экспертный опрос, проведенный в рамках cессии "Культурно-экологическое наследие и жизнеспособность регионов". Результаты опроса других экспертов Вы можете найти на сайте форума.

Ссылки

§ Центр стратегических исследований ПФО

См. также

§ Генисаретский О.И. "Курс Экология культуры"

§ Кристофер Дэй. Места, где обитает душа



...Функциональная необходимость проводить долгие часы на разного рода "посиделках" облегчается почти автоматическим процессом выкладывания линий на случайных листах, с помощью случайного инструмента... — см. подробнее