куРаЖ

К пятилетию интельного капустника вполне уместен вопрос, перенесенный из старого фильма в рекламный ролик: "А чё это вы тут делаете?"

Глазычев В.Л.Коль скоро первую половину пятилетия я имел непосредственное отношение к процессу оРЖавления "пушкина", вопрос уместно обратить на себя: а я-то что тут делал?

Пришпоренная Клио нагородила столько в наших палестинах, что не то что десяток лет оказывается чрезмерно долгим периодом, но и пять лет — очень много. Сообразить, чем был занят с 97-го, ещё можно, но я вдруг не без ужаса осознал, что с ходу не в состоянии был сообразить, чем были заняты пять лет до "пушкина". Через минуту вспомнил: как раз выдохлась моя бурная активность, нацеленная на формирование независимого муниципального консалтинга в России. Как всегда в моей жизни, с опережением инерционной реальности, которая торопыг не жалует. Провел-таки ряд работ в провинциальных городах, ухитрившись "нагреть" брюссельских богатеев на пару хороших грантов, выбивал заказ из германского министерства строительства, написал одну книжку, перевел две... К тому моменту, когда Павловский предложил мне поработать в "пушкине", вся эта суета явственно выдыхалась в силу чрезмерного сопротивления среды.

Мы были знакомы с Глебом в героическую эпоху среднезрелой перестройки, когда легализация "Мемориала" не просто казалась делом важным, но и была важным делом. Глеб заказал мне пару статей для "Века ХХ", но что делать в "Пушкине", я не знал. РЖ казался необязательным дополнением к журнальному формату, тем более что я не бывал в Интернете до появления на Люсиновской. Как ни странно, симпатичная редакционная молодёжь приняла мое появление без ощутимого протеста. Редакционный процесс отличался восхитительной хаотичностью. Женя Горный автономно и почти угрюмо вязал свою Нет-культуру, вместе с Леной Пенской мы раскладывали некий первичный пасьянс, заполняя все полосы "Пушкина" без остатка. Можно было печатать и так. Затем громонесущим коршуном налетал Глеб, заявлял, что всё не так. Номер перекурочивали — то ли с пользой, то ли без пользы, сказать не берусь, но так или иначе журнал возникал.

Дефолт развился в течение одного рабочего дня в РЖ. Выйдя из конторы к вечеру, можно было обнаружить утроение курса в задохнувшихся обменных пунктах на пути к метро Серпуховская, над которым как раз высился необъятный плакат одного из лопунувших банковских гигантов. Казалось, кончено. И тут наступил час РЖ — уже на Зубовском. По причине кризиса печатных изданий у сетевого журнала оказалось даже больше авторов, чем нужно, и Галя Скрябина постоянно обнаруживала, что мы в очередной раз перебрали из гонорарного фонда. Только сейчас, просматривая архив, можно заметить, как постепенно отрабатывался формат и жанр текстов, предназначенных для чтения с монитора. Как нелегко давался лаконизм вполне добротным публицистам. Как легко, напротив, авторы сваливались в многостраничное занудство. С излишней серьёзностью — на мой цинический взгляд — в РЖ воспринимали галльский постмодернистский вздор. С милой горячностью вцеплялись друг другу в горло при обсуждении вещей второстепенных и в основном избегали обсуждать вещи значимые для отечества, так что с наполнением политических рубрик всегда была беда. При всей, казалось бы, свободе нового пишущего сетевого поколения от прошлого, это поколение всё же натурально унаследовало наследственный порок российской словесности — отсутствие интереса к низменной экономической материи. Мои упования на то, что всерьёздастся расшевелить провинцию, лопнули.

Лопнули из-за того, что пишущий москвопитерский, по-семейному внутри себя склочничающий люд поголовно не знает реальную Россию. Либо умиляется, либо стенает. И то, и другое слишком уж незатейливо. И из-за того ещё, что люд провинциальный потому и провинциален до сих пор, что ежели рискует вступить на столичные арены, то непременно с целью доказать, что и в тобольсках Дерриду читывали. На злобу дня и вовсе излишне часто приходилось писать самим — прямо и под псевдонимами. Кстати, обнаружил, что вместе с псевдонимными опусами я, оказывается, поместил в РЖ ровно 59 текстов, так что этот аккурат "круглый", шестидесятый.

По ветхости моих лет не только коллеги по редакции, но и весьма ершистые авторы, российские и российско-зарубежные, в основном отлично начитанные и не без таланта, с редким терпением воспринимали мои редакционные предложения. Однако и моих сил не хватало, чтобы принудить их сочинять о чём-то внелитературном. Исключения, вроде Модеста Колерова или Натальи Бабасян, сами по себе случались, но не размножались, либо размножались вне РЖ. Очень нередко приходилось срочно, в несколько часов, затыкать образовавшуюся в виртуальном теле РЖ "дыру", упражняясь в сочинении на любую тему. Такого рода разминка пальцев — дело полезное, но особой радости не доставляет. Сие требовало моральной компенсации, и хотя Женя Горный несколько морщился от неправильного моего обращения с Нет-культурой в его понимании, однако же терпел. Как новичок в Интернете, я просто получал удовольствие от возможности невозбранно пользоваться выделенной линией и отправлялся в свободное плавание по www, никогда не зная заранее, куда занесёт кораблик.

Заносило в галерею живописи сидельцев в тюрьме строгого режима в штате Юта, на сайт странного, огромного по охвату клуба любителей античности — хотя бы по номиналу, к создателям собственных денег в депрессивных местечках Аппалачей. Иногда это было лишь забавно, иногда познавательно. Иногда, как в случае 100 "людей века" на страницах журнала TIME, порождало небессмысленные размышления относительно различий в построении региональных (американских — в отличие от европейских и наших) ценностных карт.

Мне доводилось дышать редакционным воздухом в ДИ СССР 60-х и 70-х, в З/С — в 70-х и 80-х, в периоды расцвета этих изданий, когда казалось, что именно в их комнатках куётся будущее. В РЖ, при всем энтузиазме братии, обстановка с самого начала была свободна от излишней экзальтации — как-никак финал 90-х. Однако же и в эржешные компартименты авторы захаживали не только по делу, а это верный признак того, что журнал состоялся как место.

Из перегородочного закутка на Зубовской квартире ФЭПа меня увели выборные забавы 99-го года. Увели дальше, чем предполагалось, так что вот уж полных два года я провожу на просторах Приволжского округа лишь чуть меньше времени, чем дома в Москве. Минус затраты на обязательное общение, минус затраты на поддержание хоть какой-то преподавательской деятельности, минус затраты на обязательное чтение и электронную почту, минус затраты на сочинение почему-то обязательной книжки. Да ещё и неожиданное погружение в реальный менеджеризм на микроуровне страны и в действительную экономику бытия, в отличие от экономики умозрительной, каковой преданы не только Греф с Улюкаевым, но также и Гайдар с Илларионовым. Понятно, что захожу на сайт лишь время от времени. Скорее наскоки, чем заходы. Что вижу на бегу, то и вижу.

Законы Паркинсона неумолимы: каждое перемещение институции в пространстве влечёт за собой её внутреннюю трансформацию. Так было с переездом с Гнездниковского на Люсиновскую, с Люсиновской в помещения ФЭПа. Так произошло и с перемещением редакции со второго этажа на пятый. Журнал стал несколько строже — мудреют авторы, разменивая кто третий, кто четвёртый десяток лет (бронтозавры, вроде меня, не в счет). Вопреки скептикам, "Интеллектуальный форум" закрепился в самостоятельную почти институцию — как-никак, 9 выпусков толстого альманаха уже образуют цепь. Отзывов стало, кажется, меньше, и сами они подсохли в размерах, да и в целом в их успокоенной тональности отразилась особенность путинской эпохи.

Даже устрожившись и повзрослев, РЖ сохраняет все черты сугубо студийного предприятия. Появление в редакции новых лиц, к счастью, этого не изменило. К счастью, потому что этому журналу никак невозможно превратиться в учреждение, каким были и есть, скажем, Вокруг Света, National Geographic или GEO. В отличие от учреждения, студия существует в среднем семь — десять лет. В отличие от учреждения, где естественно сражаться за повышение по службе, в студии главным является невинное состязание сочинителей за хрупкую ветку с пальмы первенства на текущую неделю. Вследствие такого настроения случаются маленькие, простенькие шедевры, вроде "олигаторов" и "реформархов" у Лейбова. Когда две ключевые формы организации путают, возникают монстры, вроде МХАТа — этакие зомби, в которых ничто и никто не в состоянии вдохнуть жизнь. Студийный дух чужд всяческой дохлятины, и потому у РЖ есть впереди в принципе немалый запас времени. Что бы там ни сочиняли дети Большого Брата из ЕВРОПОЛА и их отечественные двойняшки, додумавшиеся до прожекта обязательной регистрации струйных принтеров (как если б их "почерк" не зависел от партии картриджей), не говоря уже о тотальной слежке за провайдерами и доменами, для студийного духа это не помеха. Нехай клевешшуть.

Главная прелесть РЖ была — и пока ещё есть — в отсутствии предзаданной доктрины и ещё в свободе от звериной серьёзности, если только таковая не является неотторжимым свойством того или иного автора, что случается. Поскольку в этих качествах укрыта и основная слабость РЖ в качестве инструмента, то журналу свойствен неизбывно женский характер. Политзануды со стороны, которым по недостатку глубины — притом яростного — воображения неймется приписывать Глебу Павловскому Бог весть какие демонические черты, никогда, надо полагать, на russ.ru не захаживали. Если б заглянули, то поняли б и успокоились — впрочем, напрасно. Родитель у РЖ — чистейший романтик, что на переходе от века ХХ в век ХХI совсем не то, что веком и двумя раньше. Раз в полгода Глеб обычно вспоминал, что вроде бы намеревался придать РЖ инструментальные качества и даже немного по этому поводу шумел, но в действительности с РЖ, как и со всей Россией, происходит ровно то, что может происходить, и не быстрее, чем может. При внешней кротости характер у дитяти упрямый, да и на одну ножку прихрамывает по причине чрезмерной учёности в гуманитарной части, однако же своя кровиночка.

В одной из своих заметок в журнале я приводил цитату из Диодора, но её не грех и повторить: "Земля паропамисадов лежит под самым полюсом и вся занесена снегом. Для других народов она труднодоступна из-за чрезвычайного своего холода. По большей части это безлесная равнина с многочисленными, разбросанными там и сям селениями".

Иной раз, трясясь в кабине внедорожника вдоль границы с ныне чрезвычайно суверенным Казахстаном или подъезжая к ещё теплым останкам хрущёвского "агрогорода" в мордовской глуши, думаешь — кой бес занес сюда Кирилла с Мефодием!

Ну, уж раз занес, лужайку словесности надлежит содержать в пристойном по возможности порядке. В эпоху бури и натиска мы очень переживали, всякий день ревниво заглядывая на страницу хостов: на какой мы позиции. Сейчас, когда политические дела можно разобрать на сайте strana.ru, НЛО сжало свои рецензии до минимума, а в сетевом зоопарке редеют числом разные экзотические зверушки, опухшие от безденежья, РЖ сохраняет очень важную в России ценность — стоическое спокойствие, не остуженное излишней бесстрастностью. Студийность — двоюродная сестра предпринимательства и циркового ремесла. При всех очевидных отличиях, их объединяет ценность, по определению вытравляемая из любого учреждения: кураж.


Опубликовано в "Русском журнале", 09.07.2002 и в сборнике "Русский журнал. 2001-2002. Бег по кругу. К пятилетию Русского журнала"



...Функциональная необходимость проводить долгие часы на разного рода "посиделках" облегчается почти автоматическим процессом выкладывания линий на случайных листах, с помощью случайного инструмента... — см. подробнее